Горничная в сером ждала в холле и отвела его в небольшую квадратную гостиную, где Ариэль лежала, растянувшись на диване, с чайным подносом под рукой. Похоже, это помещение занимало угол дома — по центру двух смежных стен были прорезаны окна. Как отметил Карфакс, за ними пейзаж полностью состоял из окрестных холмов.
— Какой красивый дом! — горячо воскликнул Карфакс, беря в руки тост. — Но, полагаю, живя в нем, трудно идти в ногу со временем?
— Нам не нужно платить британские налоги на острове, — ответила она. — И все гораздо дешевле здесь — и качество лучше, да и товаров больше…
— Даже прислуга — дешевле? Вы уж простите мое любопытство, просто я впечатлен красотой вашего жилища. В Англии сейчас нет красивых домов, одни лишь руины, приюты для душевнобольных и казенные учреждения.
— Эти слуги со мной всю жизнь, — расплывчато ответила она. — Не думаю, что их что-то не устраивает.
— Я совершенно уверен, что у них нет причин для недовольства вами. Это место — рай! Абсолютный рай. Разве что — такой уединенный район… Но, полагаю, у вас много гостей, и они приводят с собой собственных слуг?
— Да, люди здесь бывают. Но на англичан они едва ли похожи. — Она налила ему еще одну чашку чая. — Я бы не сказала, что посетителей много… но у людей, гостящих у меня, есть свой резон побывать здесь, и им никогда при этом не бывает скучно.
— Такой огромный дом — и мало посетителей? Я-то думал, он заселен сверху донизу. И все содержится в таком порядке, будто каждая комната только и ожидает возвращения жильца в ближайший, скажем, час… Да и вы сами…
— А что — я? — В ее тоне не было и намека на насмешку.
— Вы не кажетесь мне отшельницей, живущей в одиночестве на глухом краю острова.
— Разве об одиночестве речь заходила? Кроме того — вы же здесь.
— Простите, я и впрямь сглупил. Просто совершенно не привык к тому, чтобы такие обстоятельства — вы, ваш дом, мое присутствие в нем, — сходились для меня.
— Я думаю, это потому, что вы не можете осознать разницу. Я вот осознаю. Вы живете в окружении притязаний других людей — притязаний на ваш труд во времена так называемого мира, и на вашу жизнь во времена войны; на вашу невинность, когда вы «холостяк», и на ваше тело — когда вы «супруг». Вам всегда кто-то говорит, где жить, что делать, какие мысли опасны. И что удивительного в том, что один наш современник-француз, вполне естественно уставший от подобного уклада, говорит, что «ад — это другие»? Но здесь нет «других» — поэтому нет здесь ни войны, ни брака, ни указов от правительства, и только такой труд, какой вы выберете себе сами и который требует от вас сама Природа. Вот она, разница. На острове меня окружают только мои друзья, которые не похожи на других людей.
— И я, получается, тоже не похож? — спросил Карфакс с наивностью школьника; ему это даже понравилось — он так давно не был наивен.
— Вы бежите от других! — воскликнула Ариэль с улыбкой.
Вскоре после этого она кратко рассказала об удобствах дома: тщательно подобранной библиотеке, хорошо укомплектованной музыкальной комнате с двумя фортепиано, студии для рисования на крыше, бассейне в саду.
— И, конечно же, — добавила она, — всегда есть сам Остров. На его изучение можно очень много времени потратить… всю жизнь, по сути, — потому что Остров постоянно меняется. Когда Природу пытаются рекламировать в туристических проспектах, только и пытаются скрыть свое истинное отношение к ней — «ох, эта однообразная зеленая трава и скучное голубое небо»… Но здесь дела обстоят иначе. Остров никогда не пребывает в покое — и на нем сыскать дважды одного и того же.
— Значит, по замыслу своему он слишком велик для охвата смертными? — рассеянно спросил Карфакс, думая о чем-то другом. — Или, может быть, слишком велик для одной-единственной жизни?
— В одном я уверена — повторений здесь нет, — задумчиво ответила она. — Вариации — да, их вы найдете. Но, конечно, — добавила она, — наша мужская часть всегда ищет Эталон, а женскую привлекают вариации. — Она вновь одарила его улыбкой. — Но к более насущным вещам — в течение дня наши встречи, боюсь, будут редки. Надеюсь, вы найдете, чем занять себя. Глуховато тут у нас, но не скучно, смею надеяться.