Нет, после всего этого Неподкупный не в силах по-прежнему относиться к Дантону. Пусть кое-что и преувеличено, но… Но его революционная совесть, его щепетильность, его гражданское целомудрие не позволяли причислять к своим соратникам и друзьям подобного человека. Робеспьера считают склонным к подозрительности… Да, он подозрителен по отношению к тем, кто скомпрометировал себя на службе революции, он подозрителен по отношению к тем, кто думает о себе больше, чем о благе родины… Посмотрим… Время покажет. Его суд, как говаривала некогда мадам Ролан, не скор, но справедлив. А пока что якобинцы настояли на переизбрании неустойчивого Комитета общественного спасения. Незадолго до смерти Марата, 10 июля, Дантон был исключен из Комитетами туда вошли близкие политические друзья Робеспьера — Кутон и Сен-Жюст.
Вот они, рядом. Оба молодые, оба беззаветно преданные делу революции и свободы. Это люди иного склада, чем Дантон. Они мало дорожат личным благополучием. Их не купить щедрым подарком или хорошим обедом. Кутон, старый друг, настоящий рыцарь революции. Как проницателен его взгляд, как утонченно выражение лица!.. Он истинный гуманист, он любит народ глубокой любовью. Он может быть мягким и великодушным, но когда это необходимо, он становится беспощадным. Его сильный дух не сломило личное несчастье. Кутон тяжело болен. Болезнь парализовала ему ноги, он передвигался в кресле на колесах. Но это не делает его слабым. Больное тело паралитика содержит неукротимый дух борца. Кутон всегда на своем посту и останется на нем до последнего дня своей жизни.
А Сен-Жюст? О, на него Максимилиан не может смотреть без легкого трепета. Сен-Жюст — это необычайное, неповторимое явление природы. Вот он стоит в первом ряду членов Конвента. Ему двадцать семь лет. Он строен, изящен, его прекрасные длинные волосы спадают на плечи. В правом ухе серьга. Тонкий батистовый галстук доходит до подбородка. Костюм превосходно сшит. Лицо греческого бога: красивое, холодное, строгое. Что это? Представитель золотой молодежи? Дамский угодник? Или, быть может, мраморное изваяние? Нет, это страстный революционер, даровитый, упрямый, непреклонный. Сын кавалера ордена святого Людовика, Антуан Сен-Жюст с ранней юности беззаветно отдался делу революции. Рассказывают, что однажды, положив руку на горящие уголья, в которые был брошен контрреволюционный памфлет, он дал страшную клятву, в то время как пламя пожирало его тело… Его идеалом стал Робеспьер. У Максимилиана хранилось письмо, датированное 19 августа 1790 года, в котором безвестный тогда Сен-Жюст, писавший из далекой провинции, называл его богом, творящим чудеса. Двадцати трех лет он был избран в Конвент. «В жизни силен только тот, кто не боится смерти», — говорил Сен-Жюст. «Дерзать — в этом вся революционная политика». И он не боялся смерти. Он дерзал. Его смелость была холодная, обдуманная и наносившая удары без предупреждений. «Его доклады рубят, как топор», — свидетельствовали те, кто слышал молодого трибуна. Сен-Жюст, так же как и Робеспьер, отдался общественному делу целиком, без остатка. Как и Робеспьер, он не знал личной жизни. Когда-то на заре юности он любил девушку, родители которой, несмотря на взаимность чувства, выдали ее за другого. С тех пор все женщины умерли для Сен-Жюста. В его жизни не осталось места для интимных чувств и семейного очага. Он боготворил Робеспьера, но и сам имел на него огромное влияние.
Таковы они, те борцы-революционеры, которых покидал Марат. Таковы те люди, с которыми Неподкупному суждено пройти свой путь до конца.
Максимилиан очнулся от мыслей. Предрассветная сырость неприятно щекотала «спину. Все кончено… Могильный вход завален. Лента прощающихся продолжает двигаться. Жизнь идет своим чередом. Новый день ставит новые задачи.
Убийство Марата было лишь частью плана, задуманного «государственными людьми». В тот день, когда в Париже хоронили Друга народа, в мятежном Лионе по приказу жирондистов и их союзников был казнен вождь лионских якобинцев, глубоко преданный делу революции патриот Жозеф Шалье. В мятежных департаментах по прямым призывам Луве, Барбару и других заговорщики точили ножи против Робеспьера и Дантона. Поверженная Жиронда вступала на путь контрреволюционного, белого террора.