Огромную работу провели якобинцы в области построения революционного права. Они пустили в обиход совершенно новые юридические категории, некоторые из которых — наименее радикальные — прочно вошли затем в фонд буржуазного права позднейшего времени. Достаточно вспомнить Декларацию прав, написанную Робеспьером, или его же высказывания в докладах по международному положению, чтобы уловить ряд подобных категорий. Конституция 1793 года, несмотря на то, что она не была действующим законом, остается в истории революции документом большого значения: она провозгласила идею народного суверенитета, она отражала наиболее смелые демократические настроения мелкобуржуазных кругов, их готовность идти на предоставление политических прав плебейским массам. Уделяя главное внимание конституции и проблемам, связанным с теорией революционного правительства, якобинцы не забывали и гражданского права. Конвент обсудил и ввел в действие ряд статей нового гражданского кодекса, устанавливавшего свободу развода, равноправие супругов, свободу брачных договоров, отмену родительской власти и т. д. В целом и законченном виде ввести кодекс в жизнь якобинское правительство не успело. Позднейшее буржуазное гражданское законодательство использовало право якобинцев, выхолостив, однако, всю его революционную сущность.
Наконец якобинцы активно стремились изменить быт и нравы родной страны в соответствии со своими республиканско-демократическими идеалами. Считая переживаемое ими время началом новой эры, открывающей путь к счастливому будущему, они рисовали себе это будущее в покровах строгой античной простоты. Увлечение героическими образами и гражданской добродетелью античности наложило свой отпечаток на внешние формы жизни республики. Конвент официально декретировал замену обращения на «вы» обращением на «ты». Многие деятели меняли свои имена на имена любимых героев древности. Так, Шомет называл себя Анаксагором, Клоотс — Анахарсисом, Бабеф — Гракхом. В целях увековечения новой эры был введен революционный календарь. Год делился на 12 месяцев по 30 дней в каждом, пять дополнительных дней назывались санкюлотидами. День провозглашения республики, 23 сентября, считался первым днем первого месяца — вандемьера, за ним, с 22 октября шел брюмер, затем последовательно: фример, нивоз, плювиоз, вантоз, жерминаль, флореаль, прериаль, мессидор, термидор, фрюктидор. Каждый месяц делился на три декады, дни которых обозначались названиями растений, овощей и животных.
Новый революционный календарь приобрел обязательную силу. Однако он далеко не везде был встречен с одинаковым энтузиазмом. Крестьянство, религиозное и неграмотное в своей массе, держалось за традиционные названия дней и месяцев, не желая отказываться от христианских праздников.
Робеспьер, очень чутко прислушивавшийся к настроениям масс, сомневался в целесообразности революционного календаря и даже отметил в своей записной книжке, что следует затормозить его введение в жизнь. Это мнение Неподкупного теснейшим образом было связано с его отношением к так называемой «дехристианизации», распространявшейся по стране осенью 1793 года.
«Дехристианизаторское» движение, возникшее в ходе борьбы против контрреволюционного духовенства, ставило своей целью полное уничтожение религии и церкви. Его возглавили левые якобинцы и эбертисты (Шомет, Клоотс, Эбер, Фуше и др.). В городах и сельских местностях «дехристианизаторы» стали закрывать церкви, превращая их в места празднований «культа Разума»; многие священнослужители, в том числе и высшие, как парижский епископ Гобель, торжественно отреклись от сана.
Хотя «дехристианизация» не была официально санкционирована правительством, Робеспьер и его соратники вначале не препятствовали ее проведению, желая узнать, как она будет воспринята в народе. Вскоре стало ясно, что движение это было несвоевременным: оно вызвало резкое недовольство среди городского и в особенности сельского населения. Секретные агенты Комитета общественной безопасности доносили, что «огонь тлел под пеплом», и можно было опасаться серьезных эксцессов. На религиозных настроениях народа готовы были сыграть и интервенты и роялисты. Учитывая все это, Робеспьер в конце ноября резко выступил против «дехристианизации», осудив ее прежде всего с государственной и политической точки зрения. Тогда Шомет, бывший одним из инициаторов движения, первым отказался от него; за прокурором Коммуны последовали Эбер и другие. 5–8 декабря Конвент по докладу Робеспьера принял декрет о свободе культов.