Робеспьер, как может, направляет дебаты или, скорее, движение этого дня. "Было бы весьма удивительно, если бы мы развлекались здесь обсуждениями, - сказал Бийо-Варенн. – Нужно действовать". И Конвент действует, побуждаемый Дантоном и Бийо: он издаёт постановление о создании революционной армии, затем обещает арест подозрительных, процесс Марии-Антуанетты и жирондистов, ночные обыски, ограничения множества еженедельных заседаний секций из-за опасения, что как бы их непрерывность не позволила, как в Лионе или Марселе, превратить их в очаги контрреволюции. Собрание чувствует народное давление, признаёт его и сопровождает его декретами, принятыми 5 сентября и в последующие дни. Время для судебной войны против внутренних врагов с помощью революционной армии и Революционного трибунала, закона о подозрительных (17 сентября), введения всеобщего максимума цен (29 сентября). Хотя народный лозунг не был вписан в закон, кое-что изменилось; в последующие недели многие из журналистов, якобинцев и членов Конвента считают, что террор окончательно "в порядке дня".
О возможных средствах его осуществления в лоне Собрание выражается широкое согласие. Робеспьер, как и другие, верит в действенность политического правосудия и поощряет в Комитете общественного спасения создание революционных судебных органов в провинции. Он, как и другие, верит в легитимность процесса королевы, которого он требовал в течение долгих месяцев. Он, как и другие, теперь верит в необходимость суда над жирондистами, которых он рассматривает как сообщников врагов-англичан и, говорит он, ответственных за пролитую кровь, "в Бельгии, в Вандее, в Тулоне и повсюду, где эта преступная фракция осуществляла своё влияние".
Однако Робеспьер акцентирует внимание на необходимости поразить только несущих ответственность. Когда, по завершении доклада Амара, 3 октября, он поддерживает обвинение против примерно сорока жирондистов, он знает, что ждёт многих из них. Он принимает это, как и огромное большинство Собрания. Он также соглашается на арест шестидесяти трёх депутатов, протестовавших против дня 2 июня 1793 г. Но, когда Осселен предлагает издать постановление об их уголовном преследовании и судить их, Робеспьер решительно противится этому; согласно ему, Конвент должен щадить "сбившихся с пути". Не следовало бы полагать, что его позицию легко защитить; сначала она встречена осуждающим шумом на ступенях и на трибунах. Тогда, по привычке, Робеспьер оправдывается своими заслугами и своей публичной добродетелью: "Я далёк от того, чтобы защищать ненавистную фракцию, с которой я боролся в течение трёх лет, и жертвой которой я чуть не стал множество раз; моя ненависть к предателям равна моей любви к родине; кто осмелился бы сомневаться в этой любви?" Зал успокаивается, затем выражает одобрение. Робеспьер позволил пощадить протестовавших депутатов, многие из которых вскоре вернуться, чтобы заседать в Конвенте через несколько месяцев после термидора. В последующие дни он подтверждает свою позицию в Якобинском клубе: "Не пытайтесь умножать виновных; пусть падут головы вдовы тирана и лидеров заговора; но после этих необходимых примеров, будем скупы на пролитие крови".
Тем не менее, Робеспьер не склоняется к снисходительности; как и предыдущей весной, как и следующей весной, он от неё отказывается. 12 октября он пишет представителям миссии в Лионе: "Нужно разоблачить предателей и поразить их без жалости". На следующий день он предписывает Изабо и Тальену в миссии на Юго-Западе: "Сурово и быстро наказывайте предателей и роялистов, особенно лидеров и главных участников жирондистских и контрреволюционных интриг". Вскоре представители в миссиях, Колло д'Эрбуа, Альбитт, Лапорт и Фуше будут руководить лионскими казнями; республиканская армия разгромит вандейских мятежников в Мане и Савене, адские колонны генерала Тюрро опустошат воинственную Вандею; представитель Карье свяжет своё имя с роковыми нантскими расстрелами и потоплениями… Конечно, в такой форме и с таким масштабом эти чрезвычайные насильственные действия проводятся отчасти по местным решениям; однако они также являются ответами, иногда поддерживаемыми, иногда прицаемыми, на ужасные декреты Конвента, на суровые постановления Комитета общественного спасения.