Юноше протянули сразу пять или шесть фляг. Всем захотелось помочь беглянке, сразу вызвавшей у воинов самую горячую жалость. И в самом деле, девушка, хотя и одетая в лохмотья, к тому же истерзанные ветвями и колючками кустов, хотя и с измазанным землей личиком, все равно оказалась очень хороша. Совсем юная, по сути дела еще подросток, невысокая, хрупкая, с длинными-предлинными, темно-каштановыми волосами, наверное, заплетенными с утра в косы, но теперь рассыпавшимися по земле, с нежной, будто у знатной дамы, кожей (за исключением ладоней, но крестьянская работа не может оставить руки нежными), с тонкой талией, перехваченной двадцать раз залатанным корсажем, с ресницами, опустившимися чуть не до середины залитых слезами щек, – она была невероятно трогательна.
– Не поите ее водой! – воскликнул сэр Эдвин, тоже проникшийся сочувствием к девочке. – Вот, в моей фляге есть вино, влейте ей один-два глотка, и она очнется.
Он оказался прав. Вино вызвало легкий румянец на бледные щеки беглянки, она пару раз кашлянула и открыла глаза. Обвела взглядом склонившиеся над нею мужские лица, возможно, поняла, что ее спасли, и заплакала, привстав на правый локоть и левой рукой прикрыв перемазанное личико.
Покуда оруженосец и остальные воины вовсю утешали маленькую крестьянку, сэр Эдвин перевел взгляд на троицу скрученных разбойников, с самым мрачным видом сидевших между двух коней, к седлам которых их привязали.
– И как у вас хватило свирепости напасть на такую крошку? – теперь шериф едва сдерживал гнев. – Она же совсем ребенок!
– Это он им приказал! – вдруг сквозь слезы сказала девочка.
– Кто? – резко повернулся в седле шериф.
– Он. Робин. Я живу в селении, вон там, за этим склоном и за ручьем. Мой дед был корзинщик, но он умер недавно. А Робин Гуд как-то жил со своими людьми в нашей деревне, и я ему понравилась. Многие женщины злились на меня, потому что им нравился он. Но я-то, я-то не хотела!
Она заплакала еще сильнее и, всхлипывая, продолжала:
– Я ему говорила, что мне только четырнадцать лет, тогда даже еще и не было четырнадцати! Говорила, что хочу замуж выйти, а не так вот… Он только смеялся и отвечал, что все равно своего добьется, мол, ни одна женщина ему не откажет, если он очень захочет. Потом они уехали. А сегодня он прискакал вот с этими людьми и сказал: «Я знаю, что твой дед умер! Одна ты все равно не проживешь. Поехали с нами!» И я бросилась бежать. А Робин как закричит своим людям: «Догнать ее и ко мне! Что за взбалмошная девка!» Я бежала изо всех сил, а они скакали за мной верхом, но через ручей переправиться на конях не сумели: ручей очень широкий, течение быстрое, а переправа по камням. Лошади там ноги переломали бы. Тогда они просто побежали за мной. Кричали, что я своего счастья не понимаю. Какое же это счастье?!
Девочка захлебнулась слезами, а шериф вновь сумрачно поглядел на пленников.
– Она говорит правду?
Все трое молчали.
– Значит, правду. Н-да! Хорош защитник бедных и угнетенных…
– Но в одном теперь можно оправдать Робина Гуда, – спокойно заметил епископ. – Мы окончательно уверились, что не его люди напали на мой отряд. Едва ли разбойник занимался одновременно любовными похождениями и дорожным грабежом.
– Да в том, что на вас напали не люди Гуда, я и так уже был уверен! – махнул рукой сэр Эдвин. – Однако те, кто пошел на такую подлость, ваше преосвященство, могут вновь на это решиться – почем знать, сколько их на самом деле.
– Я думаю о том же, – кивнул епископ Уорвикширский. – Даже почти уверен, что нападение может повториться. Они явно знают, чего хотят.
– В таком случае, мой долг проводить вас до границ Ноттингемшира. Тем более, – хмуро добавил Веллендер, что Робин теперь уж точно от нас уйдет – коль скоро он был неподалеку, то Малыш Джон до него вот-вот доберется и предупредит.
– Но он же без лошади, а мы верхом! – возразил было кто-то из воинов.
– Они тоже были верхом, просто оставили лошадей возле ручья, чтобы вернее догнать «добычу». Забыл? – усмехнулся шериф. – Нет, о Робине можно в очередной раз забыть. Мы едем с его преосвященством.
Епископ поблагодарил сэра Эдвина кивком головы и подъехал к своим воинам, чтобы передать им решение шерифа. Между тем, оруженосец вернул флягу Веллендеру и спросил:
– А что теперь делать с девчушкой, мессир, и куда девать этих отродий? – он кивнул на связанных разбойников. – Может, кто-то из нас отвезет ее домой, а двое или трое из отряда доставят пленных в Ноттингем?