— Ну, вечность — не вечность, а год точно, — потупив взгляд, прощёлкал Фома.
Я ещё раз отхлебнул приятно-холодного напитка. Неплохо. Напиток стал чуть более кислым, чуть более пряным, а в целом неплохо. Кстати, к моему удивлению, получившееся снадобье на нас с фурри действовало по-разному:
'Регенерация маны ускорилась на 1%
в течение последующих двадцати пяти минут.
Регенерация здоровья усилилась на 0,7%
в течение последующих двадцати пяти минут'.
— Разные расы — разная физиология, — зачастил Фома, разведя лапками, когда, услышав мурлыканье фурри, зачитавшей своё системное сообщение, я уставился на хомо-суслика вопросительным взглядом.
— Ладно…
— А ты чего не спишь? — вернувшись из воспоминаний, уставился на копошащуюся возле печки полульвицу. — До темноты ещё несколько часов.
— Да тут разве уснёшь… — обернувшиеся ко мне фурри, смущённо улыбнулась и вытерла выкатившуюся слезинку, шмыгнула носом и… Разревелась в голос. В который раз за сегодня.
— Ну, что ты. — Шагнув к полудевушке, прижал её к себе. Не, действительно, хорошо. А вот утро начиналось совсем не так.
Проснулся я, как обычно, около семи. И даже без будильника. Хотя спать завалился гораздо позднее полуночи. И вот результат: ощущения, словно переселился в восставшего зомби, — тело деревянное, почти не слушается, а мозги в кисель разжижились и весело плескаются в черепушке. Не похмелье, конечно, но что-то очень близкое к этому.
Я бы и дальше спать завалился, перевернувшись на другой бок, но естественные позывы недвусмысленно намекнули, — пора вставать. Ну, хотя бы на несколько минут. С некоторым удивлением увидел, что Блуда, обычно дрыхнущего в изножье кровати, на месте нет. У нашего повелителя воздуха привычки меняются? Где-то глубоко в душе колыхнулось сожаление: всё течёт, — всё меняется, и даже вечные горы подвластны времени…
Прошкандыбал мимо открытой двери кабинета, он оказался пустой. «Лодырничают сволочи, а мне вставай, тащись», — даже сам понял, — чушь сморозил, но кто сказал, что эмоции должны быть логичными?
Мажордом обнаружился на кухне, возившийся возле печки в полном одиночестве, ни Пушистик, ни дракончик возле его ног не крутились. Наверняка на крыльце со своей новой подружкой зависают. Ох, Ванга во мне просыпается, скоро эта малышня так чудить начнёт, что мало никому не покажется.
Умывшись, решил: первым делом выйду на крыльцо и, если на улице дождь, — отправлюсь спать до обеда. И гори оно всё огнём.
Солнце! И небо синее-синее, без единого облака, не то что туч. Лишь белеют бледные серпы нескольких осколков.
— Гадство! Какое же гадство!
— Пи, цык, ш-ш? — тут же раздалось удивлённое снизу.
Мелкотня сидевшая на нижней ступеньке крыльца, удивлённо уставилась на меня. Причём изо рта гарги свисал яростно выписывающий петли здоровый такой, жирный дождевой червяк. А Блуд, с закрытой пастью, что-то пытался быстро проглотить, явно большое и сопротивляющееся.
— И вам доброе утро. Занимайтесь, чем занимались, — махнул я рукой, и полный разочарования вернулся обратно в избушку.
— Ночь прошла без происшествий…
Глюк поставил передо мной тарелку с аппетитно выглядевшей глазуньей. После того как он изучил выданный ему рецепт, яичница у него с каждым разом получалась всё лучше и лучше: в меру прожаренная и желтки почти идеальной круглой формы. Так, глядишь, скоро и с розоватым оттенком будут. И вкусно! Не так, как у меня, конечно, но вкусно.
— … из пещеры никто не выходил, — продолжал доклад мажордом. — Мы с гаргой, то есть с Харис, постоянно за ней следили.
— Вот не нравится мне всё это. — Я макнул кусочек хлеба в желток и отправил в рот: — М-м-м… вкуснотища. Глюк, так ты скоро станешь заправским кулинаром. Просто удивительно, как ты можешь так вкусно готовить, не пробуя на вкус в процессе?
— Благодарю, Карт.
— А теперь давай составим план на день…
— … эх, пропала дичь зря…
Разогнувшись, ещё раз осмотрел неприглядную картину: канава птичьей ловушки была полностью залита вонючей водой, в которой плавали разбухшие тушки утонувших птиц. Да и сама ловушка испорчена, если деревяшки ещё можно высушить, то канаву придётся копать новую. Но это уже позже.