— Предпочитаешь, чтобы мы с ним состарились там, во временной петле? — снова рассердился Джерри. — Да и потом, это просто анальный секс, не все ли равно, в мужскую или женскую задницу член совать? — закончил он почти в ярости.
И покраснел до корней волос, едва скабрезные слова сорвались с его языка.
Энди посмотрел на него долгим, очень неприятным взглядом и встал.
— Ну так вот, будет тебе известно, что мне не всё равно, — сказал резко. — А вот Доминика мне очень жаль, что он стал для тебя всего лишь случайно подвернувшейся дыркой.
Шлепок звонкой пощечины ошеломил их обоих. Энди, в глазах которого застыло удивление, схватился за горящую щеку, а Джерри в недоумении уставился на свои ладони.
— Никогда, — припечатал он, — слышишь? Никогда не говори о Доминике в подобной манере. Кто он мне — тебя не касается, но никогда не был и не станет просто… — мерзкое слово было очень трудно произнести вслух, но Джерри пересилил себя: — просто дыркой.
Энди смотрел на него бесконечно долго, и что-то странное творилось с его взглядом: отчего-то тот наливался светом и непонятными радужными искорками.
— Прости, — наконец сказал он совершенно искренне. — Прости, пап. Никогда больше не скажу — Доминик замечательный человек. Именно поэтому я так расстроился и чертовски рад, что ошибся. А вы теперь?.. Ну то есть, что ты теперь будешь делать?
— Не знаю, — тихо сказал Джерри, ничуть не кривя душой. — То, что было там, на острове, осталось далеко за пределами Лондона. Здесь мы не просто Джерри и Доминик, охотящиеся на крабов и купающиеся с дельфинами. Здесь я — глава отдела расследования убийств, а он — звезда сцены.
И сел в кресло, закрыв лицо руками.
— Пап, ну ты чего? — испугался Энди и обхватил его сзади за плечи. — Пап! Разве это вообще важно? Нет, ну важно, конечно, но… Послушай, я не в праве тебе советовать, но могу сказать, что мне всегда было тебя очень жалко — по-моему, твоя жизнь было тошнотворно правильной. Только я всегда думал, что это твой выбор, а оказалось, что нет. Так может, тогда пора перестать быть правильным и стать обычным? Просто человеком, у которого есть свои, подчас странные и даже грязные желания?
— Тогда остается последний вопрос, — Джерри откинулся в кресле и посмотрел на Эндиа снизу вверх. — А нужен ли я Доминику. Может, он и не вспомнит обо мне? Проснулся дома, умылся-позавтракал и побежал на свидание с очередным поклонником…
Даже самому себе было трудно признаться, насколько больно стало от подобной перспективы, и Джерри сглотнул, пытаясь протолкнуть комок, ставший в горле.
— Только не Доминик, — уверенно отмел предположение Энди. — Он у нас распиздяй немного, этого не отнять, но распиздяй честный. Изменять он не будет и делать вид, что ничего не случилось — тоже. Вот только… — тут он осекся, нахмурившись. — Вот только гордый он очень, — продолжил немного мрачно. — Навязываться ни за что не станет.
Ответить ему Джерри не успел — дверь кабинета едва не сорвалась с петель, когда в нее ворвались запыхавшиеся и какие-то подозрительно мокрые Фишеры.
— Еле смогли отыскать, — произнес Данкан, протягивая Джерри его значок и украдкой бросая на Энди настороженный взгляд. — Мистер Купер, простите, пожалуйста…
Джерри успел заметить, как Энди улыбнулся уголками рта, поспешно отводя взгляд от Фишера.
— Все, проехали, — махнул рукой Джерри. — Но больше, я надеюсь, вы с подобными вещами шутить не будете. А теперь, — беззлобно рыкнул он, дождавшись послушных кивков двух белобрысых и одной темной голов, — вон с глаз моих. Энди, я отменяю наказание, к маме сам пойду.
И телепортировался, не дожидаясь, пока троица покинет кабинет.
Глава 11
Мишель дома не оказалось, и никто не помешал спокойно принять душ, наконец-то толком побриться, причем, выскоблив подбородок, Джерри подумал немного и со вздохом намылил пах. Бритва легко и аккуратно сбрила все то, что ускользнуло от лезвия тесака, а Джерри затопили будоражащие кровь воспоминания. Взгляды, запахи, звуки, ощущения… За всю свою жизнь до острова он не накопил такого количества воспоминаний, как за те неполные три недели. Три недели, которые уже навсегда остались в прошлом.
Вопреки разуму, под завязку забитому тяжелыми и безрадостными мыслями, тело с радостью зацепилось за полюбившиеся ощущения. В паху мгновенно потяжелело, и член, покрытый, словно изморозью, мыльной пеной, вздрогнув, стал стремительно твердеть. Джерри пытался не обращать внимания на совершенно неуместное возбуждение, но очень быстро проиграл собственным гормонам.
Обхватил член ладонью, вспоминая, как Доминик облизывал его, прежде чем взять в рот, судорожно выдохнул, погладив совершенно гладкие яйца, вспоминая взгляд Хьюза, когда тот делал тоже самое. Эти картинки настолько подняли градус возбуждения, что сейчас обычная дрочка приносила куда большее удовольствие, чем даже самый "крутой" секс с Мишель, который раньше казался ему поистине потрясающим. Он уже был на грани оргазма, когда наконец позволил себе вспомнить ещё кое о чем.
Осторожные тонкие пальцы и умелый горячий язык; ошеломительные стыдные ласки и тягучее неповторимое наслаждение. Именно в эту минуту Джерри отчаянно пожалел, что так и не смог добавить в свою коллекцию воспоминаний еще одно — о чужом твердом члене в заднице.
Изогнувшись, он завел руку за спину, пробегаясь намыленными пальцами между ягодиц. Пришлось с силой сжать член у основания, чтобы не кончить, когда подушечки нащупали сжатое колечко ануса. Застонав и закрыв глаза, Джерри погладил чувствительную кожу и, почувствовав, как расслабляются мышцы, легко вогнал палец по самую костяшку.
Это было совсем не похоже на то, что с ним делал Доминик — менее остро, более смазано, далеко не так волнующе. И все равно прекрасно. Джерри снова застонал, на этот раз громче, стараясь нащупать внутри ту самую точку. Он как раз до нее добрался и собирался было помочь себе вторым пальцем, когда вдруг с ужасом услышал скрип раскрывающейся двери.
— Джерри, тебе плохо? Ты стонал… Джерри?!
На пороге, глупо хлопая глазами и раскрыв рот, стояла Мишель. Джерри, еще в самом начале дрочки сдвинувший в сторону противно прилипающую к телу занавеску, предстал перед ней во всей красе, иначе не скажешь — с каменно стоящим членом и пальцами в заднице. Но самое ужасное было то, что от неожиданности он резко дернулся назад, с силой насадившись на собственную руку и надавливая на самое чувствительное место… И теперь, не в силах хоть что-то изменить, он кончил на глазах ошарашенной жены, снова застонав от немыслимого по силе оргазма.
От шока первые несколько секунд Мишель не могла вымолвить ни слова, а потом молча развернулась и побрела прочь, опустив голову и плечи. Джерри чертыхнулся, быстро смыл мыло и сперму, накинул на бедра полотенце и выскочил из ванной.
Мишель нашлась в спальне. Она стояла на коленях у шкафа, пытаясь высвободить из-под коробок с обувью огромный чемодан.
— Мишель! — окликнул её Джерри. — Мишель, послушай…
— Я подаю на развод, — глухо сказала Мишель, не поворачиваясь к нему.
— Подожди, — Джерри попытался поднять ее с коленей. — Не стоит рубить сплеча. Ну что такого страшного произошло?
— Да что ты… Ты что, не понимаешь?! — Мишель даже заикаться стала от захлестывающих эмоций. — Ты животное! У нас идеальные отношения! Были до твоей выходки… Боже, — она застонала, закрыв лицо руками. — Какая грязь… Где ты только этого понабрался?!
Резким движением Джерри оторвал-таки ее от чемодана и усадил на кровать.
— Это никакая не грязь. Мишель, — он развернул супругу лицом к себе, и с пылом сказал, смотря ее в глаза: — Супружеские отношения — это не только чопорный секс в ночной рубашке под одеялом. В них нет никаких правил, ограничений или рамок. Нет, понимаешь?
— Да что такое говоришь? — прошептала Мишель, и Джерри с некоторой оторопью увидел, как из её глаз брызнули слезы. — Да разве можно порядочной женщине?.. Я порядочная, понимаешь?! — закричала она в отчаянии. — Не как та шлюха, с которой ты связался! От которой понабрался всей этой гадости! Всё же было хорошо! У нас была образцовая семья… — и она зарыдала, закрыв лицо руками.