— Боже, — протянул Франко, не сводя глаз с отчаянно покрасневшего Джерри.
— Давай потом в язвительности поупражняемся! — огрызнулся Джерри. — Зачем звал-то? Явно не только о моих яйцах и простате судачить.
— Нет, но ты, Купер, рожден, чтобы меня бесить, — вздохнул Франко. — Но я все же умоляю тебя: никогда — слышишь?! — никогда больше не рассказывай мне о своей простате. Всё. Теперь о проклятье. Видишь эту хрень? — он бросил на стол обугленный металлический кругляш. — Это называется "Пенни Гримма", и должен тебе сказать…
Джерри, к своему стыду, пропустил первую часть объяснений, так что Хьюзу пришлось потом повторять, но зато сумел успокоиться и взять себя в руки. Подумать только, они с Франко не только не подрались, не поругались и даже не послали друг друга матом — о нет, они обсудили насущные проблемы кастратов и джеррину простату.
— Прости, давай сначала, — сказал он, перебивая Хьюза на середине слова. — Я прослушал.
— Купер, я тебя убью! — процедил Франко и, вздохнув, потер виски. — Это "Пенни Гримма"! Услышал?! Он используется для…
Джерри мысленно улыбнулся, решив, что Доминик все же немного похож на отца, и, решительно отбросив посторонние мысли, вслушался в объяснения.
Глава 12
Джерри стоял неподалеку от беснующейся толпы молоденьких девочек и никак не мог понять, что же заставляет их визжать, кричать и материться как грузчики. Нещадно отталкивая товарок, они стремились протиснуться как можно ближе к магическому барьеру, отделяющему сцену от зрительного зала. В отличии от них Джерри беспрепятственно преодолел его — наложенные на билет чары пропустили его в VIP-зону, и он ежесекундно ловил на себе неприязненные взгляды менее удачливых фанатов. До концерта оставалось еще несколько минут, а зрители уже пели хором какие-то песенки и скандировали:
— MinK! MinK!!!
Кто-то даже признавался в любви. Причем, если судить по тембру голоса, это был парень. Джерри тряхнул головой, отчаявшись понять эти странные чувства, и отвернулся к сцене, где как раз погасло техническое освещение, знаменуя начало концерта.
И если чувства фанатов Джерри понять не мог, то собственные вполне поддавались описанию: он до дрожи, до трясущихся поджилок, до ледяного кома в животе… волновался. С того утра, как проснулся в постели с Мишель, прошла уже целая неделя, и они с Домиником всё это время не виделись, если не считать многочисленных изнуряющих снов. А вот увидеть настоящего, живого Доминика перед собой во плоти сейчас было почти страшно. А что если там, на острове, он был совсем другим? Что будет, если Джерри увидит его здесь и сейчас, за пределами колдовского очарования пальм и песка, и не почувствует ничего? А что если сам Доминик вовсе не ждал, что он действительно придет…
Оглушительная барабанная дробь ударила по ушам, и толпа взорвалась визгом и криками, приветствуя выбежавших на сцену музыкантов, а Джерри весь напрягся. Вот сейчас… Вот уже сейчас…
Доминик вышел на сцену медленно, и толпа заорала ещё громче, но Джерри будто оглох. Он смотрел только на Доминика, одетого лишь в брюки — те самые, в которых он попал на остров. Доминик прошел к микрофону, цепко оглядывая VIP-зону, пропустил пару проигрышей, высматривая что-то в толпе, и наконец нашел взглядом Джерри.
Сердце пропустило удар, а потом забилось в бешеном ритме — это был тот самый Доминик с пляжа. Его Доминик. Он улыбался не толпе, а только Джерри.
Неизвестно, сколько они так простояли, глядя друг другу в глаза, но постепенно крики фанатов из восхищенных стали недоуменными. Тогда Доминик поднял руку, призывая их к тишине, и, ко всеобщему изумлению, сделал знак музыкантам перестать играть.
— Добрый вечер, друзья, — сказал, вернувшись к микрофону. Толпа снова заревела, но Доминик приложил палец к губам, прося тишины. — Я знаю, вы все ожидали немного иного, но надеюсь, вы меня простите, потому что сегодня я хочу спеть песню, которая мне действительно нравится.
Один из музыкантов удивленно его окликнул, но Доминик покачал головой, снова нашел глазами Джерри и, вдохнув побольше воздуха, запел в полной тишине.
Джерри, казалось, забыл как дышать. Сейчас на сцене был не MinK, эту песню пел именно Доминик Хьюз. Над притихшим от неожиданности стадионом лилась акапелло удивительная по красоте песня, выводимая сильным чистым голосом*.
У Джерри по спине побежали мурашки. Он держал глазами взгляд Доминика и даже успел забыть о том, что сейчас они не одни. Потому бешеный рев восхищения и одобрения, пронесшийся по стадиону, едва Доминик пропел несколько фраз, стал для него полной неожиданностью.
Доминик поднял руки, прося всех замолчать, опустился на колени перед шагнувшему к самой сцене Джерри и продолжил петь под негромкий аккомпанемент сориентировавшихся музыкантов. Вокруг начали раздаваться недоуменные шепотки, на Джерри стали показывать пальцем, но тот не обращал ни на кого внимания, завороженно глядя Доминику в глаза. До боли, до судорог в пальцах хотелось его обнять, закрыть поцелуем рот, обрывая песню, ну или хотя бы прикоснуться мимолетно губами к губам — только чтобы почувствовать, как они дрогнут, отвечая. Доминик был так близко — при желании Джерри мог дотянуться до его колена, но разве это удовлетворило бы жажду прикосновений?.. Будто понимая и разделяя его чувства, Доминик протянул к нему руку, беря высокую чистую ноту, и Джерри не выдержал — мощно оттолкнулся, зацепился за край сцены, подтянулся и поцеловал подавшегося навстречу Доминика под гомон изумленной толпы.
И тут же пожалел об этом — больше всего на свете ему хотелось сейчас стащить Доминика со сцены и отправиться куда-нибудь, где они будут только вдвоем. Доминик, вздохнув, отпрянул от Джерри, смотря на него голодным, горящим взглядом.
— Концерт… — простонал Джерри. — Давай, разорви их! — он качнул головой назад, где уже визжала от восторга многоликая толпа
Доминик кивнул, улыбнулся и под рев толпы снова его поцеловал.
— Дамы и господа, меня только что попросили порвать зал, — сказал в микрофон, не сводя глаз со спрыгнувшего на пол Джерри. — Поэтому, если вы готовы, то МЫ НАЧИНАЕМ! — проорал во весь голос, и музыканты грянули музыку — совершенно иную, не такую, как Джерри слышал на свадьбе — тяжелую, громкую, ритмичную и на удивление мелодичную**.
Зал притих. Доминик, прикрыв глаза, начал звонко петь, поддерживаемый хриплым речитативом клавишника. Джерри даже чуть расслабился — несмотря на угрожающую музыку, эта песня поражала уже только словами — Доминик пел об усталости быть пешкой в чужих руках и желании измениться, не покоряться судьбе. И вдруг тембр его голоса резко изменился с почти академического вокала до крика на грани разрыва голосовых связок.
Зрители, в отличие от не на шутку перепугавшегося Джерри, разом взревели, заходясь в едином восхищенном вопле. Доминик тянул невозможно высокую, надрывную ноту так легко и непринужденно, словно пил родниковую воду.
Эта музыка и эта песня были совершенно на похожи на кошачье мяуканье, и дело было даже не в том, что сегодня Джерри был предвзят. Он слушал и слушал, ловя каждое слово, каждую ноту, понимая, что эта песня из разряда тех, что врезаются в память после первого прослушивания, и искренне недоумевая, почему Доминик не пел ничего подобного на свадьбе Кэтрин. За первой песней последовала другая, совсем иная по стилю и звучанию, но такая же заводная и запоминающаяся. Потом третья, четвертая и так далее. "Кошачье мяуканье" тоже было, но теперь оно воспринималось Джерри скорее в юмористическом ключе, как подтрунивание Доминика над самим собой, и услышав одну из таких песен, он наконец понял, почему на свадьбе звучали именно они — легкие, заводные, призванные развеселить толпу. Тяжелый рок, а именно его, как оказалось, исполнял MinK, был бы совершенно неуместен среди почтенных джентльменов и их чопорных жен.