Мы пригласили английских моряков в палатку. Ильинична подала на стол яйца, вареную кайру. Англичане достали бутылки, разлили вино по кружкам, предложили нам выпить. Мы отказались: молоды, мол, пить. Петрович поглядел на нас, проглотил слюну и тоже отказался. Англичане развеселились, разговорились вовсю. Володя не успевал переводить, но они уже обходились без переводчика. Объяснялись жестами, знаками, восклицаниями.
Гости пробыли у нас часа три. Петрович нет-нет да и посматривал на свои огромные часы-луковицы: надо было идти работать, но не выпроваживать же гостей?!
Наконец они засобирались, крепко жали нам руки, опять хлопали по плечам. Один из них на прощанье протянул Петровичу красивый нож с костяной рукояткой в (нарядных кожаных ножнах с металлическими заклепками. Петрович отказывался, но тот бесцеремонно сунул подарок ему за пазуху. Другие гости тоже стали совать нам подарки: кто зажигалку, кто портсигар, а один здоровенный моряк снял с себя кожаную куртку на молнии и накинул на Геню Перфильева, Геня «утонул" в ней. Мы отказывались от подарков, но англичане были упрямы.
И вот, наконец, затарахтела дора, моряки забрались в нее и с веселой песней поплыли в сторону Малых Кармакул. Нам еще долго было видно, как они махали руками, кепками, беретами…
— За дело, за дело, ребята, время не ждет. И так уж половину дня потеряли! — ворчал Петрович.
И все принялись за свои привычные дела: кто стал шкерить, кто пошел с винтовкой на скалы, кто отправился к шлюпке.
13
Наступил сентябрь, холодный, штормовой, с дождями и туманами. Низко нависали тучи, шумели ветра. Море потемнело.
Все чаще и чаще нам приходилось отсиживаться в палатках — нельзя было выйти в море из-за непогоды. Все чаще и чаще в разговорах мы вспоминали о доме, о родных.
Пора было возвращаться домой.
…И вот к Пуховому подошел долгожданный «Авангард». Мы кричали, прыгали от радости.
На судно надо было погрузить все добытое нами.
— Аврал! — объявил Петрович.
И закипела работа.
С мальчишеской гордостью оглядывали мы штабеля ящиков с яйцами, бочки с засоленными тушками кайры. Даже не верилось, что все это добыли мы, школьники. От берега к судну и обратно сновала дора. Перевозили имущество и на шлюпке. Для этого с «Авангарда» на берег был протянут толстый канат. Четверо ребят, перехватывая канат руками, гоняли шлюпку взад и вперед.
В неспокойном море держаться за канат было трудно. Погрузка уже подходила к концу, когда большая волна подхватила шлюпку и понесла ее в сторону. Руки у ребят не выдержали, отцепились от веревки. Не отцепился только Геня Сабинин, он повис на канате, по грудь погрузившись в воду.
Волны то поднимали, то опускали его, мотали из стороны в сторону.
— Держись, Генка! Крепче держись! — кричали с берега ребята.
К счастью, дора была недалеко. Она и подобрала до нитки промокшего и дрожащего Геню, а потом прибуксировала и беспомощно болтавшуюся на волнах шлюпку.
В последнюю очередь мы разобрали и аккуратно упаковали палатку, так долго и надежно укрывавшую нас от непогоды. И берег стал таким же пустынным и диким, как и в первый день приезда. Как будто и не жили здесь, не копошились, как муравьи, пятьдесят мальчишек из далекого Архангельска. Родным показался нам теперь маленький остров. Сколько воспоминаний связано с ним!
До свиданья, Пуховый! До свиданья, высокие скалы! До свиданья, шумный птичий базар!
Все четыре бригады вновь собрались вместе на небольшом островке, напротив сожженного становища. И опять мы установили палатку, камелек, столы, скамейки… Нам теперь оставалось только ждать военные корабли, чтобы под их охраной следовать в Архангельск.
В конце сентября нас всех принял на борт военный тральщик, и в составе большого каравана мы отправились в нелегкий и опасный обратный путь.
После отхода мы еще долго стояли на палубе. Остались позади суровые скалистые берега Новой Земли… Вскоре скрылась и голубоватая полоса островов.
Мы шли, окруженные со всех сторон военными кораблями. Зорко следили за водой и воздухом вахтенные сигнальщики, днем и ночью переговаривались между собой корабли: днем — флажным семафором, ночью — сигнальными огоньками на корме. Корабли шли курсом на Архангельск.
ДОРОГА НА ВСЮ ЖИЗНЬ
В конце сентября 1942 года в составе большого каравана в Архангельск пришел тральщик, «Сом» с ребятами, — участниками новоземельской экспедиции.
Три месяца мы собирали яйца и промышляли кайру на птичьих базарах далекого полярного острова — как могли, помогали голодающему Архангельску. Многое пришлось испытать за это время, многое осталось в памяти на всю жизнь: тяжелой, опасной была работа на море и сорокаметровых отвесных скалах.
Но теперь все это позади. Мы были взволнованы, возбуждены. Как же: родной город — вот он, перед нами!
Судно направлялось к причалу рыбокомбината, на Факторию.
Северный ветер, холодный, порывистый, пенил мутноватые неприветливые волны Двины. День выдался серый и хмурый, но у всех, толпившихся на палубе, было праздничное настроение: нам предстояла скорая встреча с родными и близкими.
— Удивительное дело: ветер сильный, а большой волны не разводит. На море бы сейчас такие горы поднимались!
— И цвет волны в море другой — красивее.
— Смотрите, наша школа видна! Ребята сейчас корпят за партами.
— Борька, вон твой дом показался. Прыгай за борт, топай напрямик, здесь мелко — травку видно!
— Ой! Мою улицу проехали. Скажите капитану, чтобы бросил якорь, высадил меня.
Но вдруг разговоры, шутки как-то разом смолкли. Тихо, тревожно стало на палубе.
Что это? Что стало с лесотехническим институтом?! Вместо пятиэтажного правого крыла здания — изуродованная стена с остатками перекрытий. Кое-где у стен каким-то чудом держались железные койки. Все знали, что в правом крыле института помещался госпиталь, сотни раненых бойцов лежали в палатах. Страшно было представить, что произошло здесь.
На Новой Земле мы не имели известий из Архангельска, ничего не знали о бомбежках. Это было первое напоминание о том, что жестокая рука войны дотянулась и до нашего города.
Радостное оживление сменилось тревогой недобрых предчувствий. Что нас ждет дома? Как там родные?
На причале рыбокомбината судно встречали начальник управления тралового флота Каменев и еще несколько человек в морской форме. Родных не было. Да они и не могли знать о приходе тральщика, ведь «Сом» шел в составе большого каравана, а о таких вещах в военное время сообщали далеко не каждому.
Как только подали трап, встречавшие быстро поднялись на палубу. Нас выстроили вдоль борта. Каменев поздоровался с начальником экспедиции и что-то тихо спросил у него.
— Слава богу, все живы и здоровы, — улыбаясь ответил Грозников.
Каменев поздравил нас с прибытием в Архангельск, похвалил за работу, пожелал успехов в учебе.
— А теперь, ребята, ступайте в баню, — неожиданно заключил он. — Самое лучшее — с дороги да прямо на полок. Вымойтесь хорошенько, белье прожарьте в дезокамере, чтобы домой пришли — блестели!
Вот это здорово! Что-что, а баня всем была нужна в первую очередь: за три месяца мы только раз побывали в ней да и то помешал домыться немецкий «юнкерс».
До чего же приятно было хлестать мягким, распаренным веником зудевшее тело, смывать въевшуюся грязь жесткой, густо намыленной мочалкой, обливаться благодатной теплой водой.
— Не баня, а рай земной! — пыхтел, отдувался в предбаннике Боря Меньшиков.
Баня гудела от шума, смеха, радостных восклицаний.
Никто не обратил взимания на еле слышный из-за этой разноголосицы далекий заводской гудок, но вот к нему присоединился второй, третий… Загудели стоявшие у причала пароходы. Где-то совсем рядом раздался хватающий за душу вой сирены. Все эти звуки слились в один грозный и тревожный сигнал опасности.