А ещё Знайка поднял архивы космических наработок, где хранились уникальные материаловедческие данные. После потери лунной базы требовалось как-то выкручиваться. Всерьёз рассматривался вопрос строительства большой орбитальной станции, которая будет выполнять функции гигантского сборочного цеха. Отказываться от межпланетных перелётов никто не собирался.
Работа кипела, и всем это нравилось.
Саня смотрел в стену и вслепую собирал автомат. После курса реабилитации он пришёл в норму, вернувшись к своим обязанностям. Только теперь солдат знал, что не является человеком. Видимо, пока он находился в отключке, в его голове покопались, убрав лишние строчки кода. Новая реальность не шокировала Саню, скорее, удивила. По сути, не изменилось ничего, кроме самого факта: он и его сослуживцы — особый класс биороботов, зовущихся микоидами.
Странное слово, интересное. Придумал его командующий, который, как выяснилось, тоже не был человеком. Системой искусственного интеллекта, управляющей Когриведом.
В остальном всё осталось по-прежнему: дежурства, тренировки, марш-броски. Правда, добавились кое-какие новые обязанности. В некогда секретном бункере запустили производство микоидов и грибоходов, поэтому часть солдат переквалифицировалась в гражданских специалистов, превратившись в инженеров.
Иногда Саня мысленно возвращался к событиям на базе разведчиков. Точнее, к их финалу. Сейчас он понимал, что причиной сильного жара после ранения стал перегрев, возникший из-за обильной потери диэлектрического геля. Но не тогда.
Зато об этом догадалась девушка, оплакивавшая погибшего разведчика. Осмотрев раны, она ушла в казарму, вернувшись оттуда с аптечкой. Чуть позже двое бойцов притащили несколько трупов нападавших, небольшой насос и гибкие трубки.
Валькирия, как её все называли, зашила рану на Саниной спине, после вскрыла брюшную полость одному из солдат, вставила туда шланг, а другой ввела в пулевое отверстие на животе у Сани. Включила насос, производя переливание до тех пор, пока не потекло через край.
Валькирия наложила швы на вторую рану, потрогала лоб, руки и живот раненого. Удовлетворённо кивнула: жар начал спадать.
— С ногами твоими пусть спецы разбираются, — бросила девушка и ушла.
Спецы разобрались. Саня снова в строю. И ему пора заступать на дежурство. Бросив в рюкзак пару бутылок воды, солдат накинул его на плечи, подхватил автомат и зашагал по лестнице на поверхность.
Раньше неподалёку от входа в казармы из земли торчал один небольшой столбик с прикрученной к нему табличкой. Недавно их стало два. Саня поправил кепку, встал по стойке смирно и отдал столбикам честь. «Заботливая Медведица. 2138–2349», — значилось на второй табличке.
Новосибирск, 2349 год.
На веранде расположились трое — Иннокентий Ферапонтович, Георг Никодимович и Офелия Робертовна. Мэр сидел в инвалидном кресле. Колени ему давно починили, но он предпочитал «не беспокоить раны, давая ногам как следует восстановиться».
Драматурга тоже подлатали. Нижнюю часть лица по его просьбе переделали, заменив лицевой динамик на челюсти, отчего при разговоре у него открывался и закрывался рот, как у настоящего человека. Благодаря этому, Пяткин добавил ещё один штрих к и без того экстравагантному образу: начал курить трубку. Он набивал её смесью сушёных трав с ароматными листьями, попыхивая душистым дымком без вреда для себя или окружающих. Смотрелось солидно, хоть Офелия Робертовна и периодически поругивалась, что Георг Никодимович «совсем не бережёт здоровья, идя на поводу у вредной привычки».
Подъехал лимузин. Кузьма распахнул дверь перед незнакомым роботом-помощником. Тот проследовал к мэру, едва заметно поклонился и заговорил:
— Милостивые господа! Меня зовут брат Серапион. В связи с трагической кончиной Онуфрия я, следуя его наказу, вынужден был возглавить нашу общину, став настоятелем Вознесенского. Мне сообщили, что вы хотели бы передать нам некую реликвию, и вот я перед вами.
Кузьма быстро метнулся в дом и мгновенно выскочил наружу с продолговатым ящиком, обитым красным бархатом. Серапион с трепетом приподнял крышку, затем ахнул: внутри, на шёлковой подкладке, лежал топор с надписью: «За брата Давида!». Лезвие скалилось несколькими выщерблинами, явно полученными в бою.