— Интересно, — Маруся задумалась, — а дети такие же милые? И тёплые? Их так же хочется брать на руки и тискать до беспамятства?
— Подруга, — Соня вернулась за стол, — я считаю, что дети в сотню раз милее котиков! У меня будет трое детей. Я всё обдумала и решила. Сначала хотела пятерых, но тогда с работой будет сложно совмещать. А трое — оптимальный вариант.
— Ты ведь пока ни с кем даже не встречаешься!
— Какие мои годы? Мне двадцать два. Лет сто в запасе точно есть. Думаешь, не найду своего принца?
Маруся хотела что-то ответить, но снова случился «внезапный кусь». Кицунэ умела выждать момент.
Новосибирская область, 2349 год.
Первое стекло разбили, когда устроили гонки на роботах-пожарных со стрельбой из водомётов. Струя воды угодила в окно чьей-то квартиры в академгородке и выбила его напрочь. Кто и как сумел уговорить роботов, осталось тайной, но это и не имело значения. Параллельно выяснилось, что роботы-лесничие склонны к хоровому пению и у них отлично получается. Под руководством старичка-лесничка они устроили потрясающий концерт. Ещё одна группа людей, не удовлетворившись поливанием из брандспойтов, начала брызгаться питьевой водой, бутылок с которой вокруг хватало с запасом. Кто-то выпросил у лесничего трос и затеял состязания по перетягиванию каната. Участники соревнований, перемазанные смазкой, падали на землю, превратившуюся в грязь после обильного орошения, и валялись в ней с диким визгом.
На спортивной площадке академгородка крутились на турниках. Там же случились первые травмы, когда спортсмен, делая «солнышко», не удержался и улетел в толпу зрителей. К счастью, дальше ушибов и синяков дело не зашло. Чуть в стороне играли в «козла» с мячом. Прекратили только после очередного разбитого стекла. Заграждение во дворе института разобрали и стали строить из него лабиринт, чтобы потом бегать внутри него на скорость. Один из участников поскользнулся и разбил лоб о забор. Из леса, где встали лагерем те, кому не хватило места на территории НИИ, в небо взвился салют. Там роботы никого не досматривали.
Павлов стоял у себя в кабинете и наблюдал за происходящим в окно. Он ощущал себя помещиком, во дворе усадьбы которого в самом разгаре крестьянский бунт, и скоро сюда ворвутся разгневанные мужики с всклокоченными и нечёсаными бородами, чтобы «подпустить барину петуха». «Только бы не нашли вертолёт!» — подумал профессор. В креслах сидели Толик и Константин Эдуардович. Они готовились защищать проект. Защитить же территорию вокруг института было некому.
Глава 20
Новосибирская область, 2349 год.
Колун взметнулся вверх и безжалостно обрушился на полено, расколов его пополам. Брат Онуфрий, настоятель храма Пресвятого вознёсшегося на Марс Человека разумного, не чурался работать руками, ибо труд праведный приближает благостный день, когда люди простят роботов и вернутся на Землю. После трагической гибели брата Давида в битве за освобождение НИИ клонирования Онуфрий возглавил общину и стал руководить Вознесенским сообразно заветам из мудрых книг.
После появления новых людей, которым роботы-сектанты отказывали в божественной сущности, поселение разрасталось ещё медленнее, чем когда-то. Помощники, няни, ассистенты занимались своей непосредственной деятельностью и не спешили ударяться в религию. Даже мэр Новосибирска, узнавший про Вознесенское и наведавшийся сюда с визитом, не проникся религиозными догматами. «Простите, отче! — сказал он тогда. — Аскетизм и самоотречения чужды нашей публике. Насыщенная светская жизнь и веселье гораздо ближе горожанам, чем истовые молитвы и ежедневный труд». Что ж, придётся отдуваться самим, пытаясь заслужить прощение улетевших на Марс.
Покончив с дровами, брат Онуфрий накинул мантию и водрузил на голову чалму. Он снимал их на время рубки дров, чтобы не мешали, но теперь стоило придать себе достойный вид, как и положено настоятелю. Приближался час дневной проповеди. Пора вернуться в церковь.
По форме храм напоминал китайскую пагоду, к которой пристроили четыре минарета, а на крышу прилепили три православные «луковицы», правда, без крестов. Хотя прихожане точно знали время, в которое нужно собираться на молитву, каждый раз из репродукторов звучал колокольный звон, сменявшийся мелодией ситара. К сожалению, ни колоколов, ни индийского музыкального инструмента раздобыть не удалось, пришлось ограничиться записью.