А еще через полчаса — никакая сила не заставила бы F60.5 сойти с места, пока он не дождался бы, — явилась Сэлджин. Она шла, шатаясь, глядя прямо перед собой остекленевшим взглядом — волосы мокрые и слипшиеся от плевков, лицо разрисовано губной помадой, а одежда заляпана кетчупом.
Они уважают законы! Мерзавцы, ничтожества… Портить имущество они не станут, но поиздеваться, надругаться над одинокой встречной куклой — удовольствие для них. Проклятые киборгофобы!..
Она протянула руки к F60.5 и с выражением невыносимой муки сказала:
— Никогда больше я не выйду на улицу!
Сэлджин, Сэлджин.
Маленькая храбрая кибер-принцесса. Сегодня ты спасла последнего воина-освободителя.
F60.5 не издал ни звука и только тихо улыбался, когда много позже врач обкалывал набухшие ткани лекарствами.
Путешествие закончилось; виртуально пятясь, бригада мозгового штурма вышла из Маски — беспомощно распятой, безжизненно покорной и доступной до глубин души. Восторг работы отступил от Хиллари, на его место встали унылые, тяжелые заботы дня, который с самого утра был проклят и отмечен роковым клеймом глупых удач, что достаются слишком дорого. База разбита, Фараон потерян; проект «Реклама для киборгов» прямиком уходит в лапы BIC и «Роботеха», потому что сейчас на это отвлекаться некогда, а завтра будет поздно.
— Селена, сдай находки Адану, — тускло сказал Хиллари.
— Уже сделано, босс.
— Хорошо. Гаст…
— А Фанка мы сейчас вскрывать будем? — с надеждой спросил Гаст. Хиллари воззрился на него в недоумении — что?..
— Ты мало работал?
— Я готов сверхурочно, и даже всю ночь — ты меня знаешь! — горячо заговорил Гаст. — Снимем со стенда эту буйную хулиганку — и…
— Нет.
— Он же все постирает! — воскликнул Гаст почти с отчаянием.
— Не думаю. Фанк слишком умен и слишком долго жил сам по себе, чтоб от всего и сразу отказаться.
Гаст хотел сказать, что Фанк — машина, и по человеческим понятиям о нем судить нельзя, но Хиллари глядел так хмуро и зловеще, что Гаст опять впал в детство и заныл:
— Ну, а когда мы его вскроем?
— Не знаю; отстань.
— Может, завтра? С утра и начнем…
— Гаст!!
— Молчу, молчу… Значит, в четверг, послезавтра? Только скажи «да», и я отстану.
Хиллари понял, что надо бежать. И что убежать не удастся. Завтра вновь Гаст будет канючить и таскаться по пятам, чтобы добить, домучить босса, вынудить из него приказ «Фанка — на стенд!»
— Мы поговорим об этом позже. Туссен, опломбируй ей радар. И натяни покрытие на голову, пускай срастается. А то глядеть противно…
— В холодильник ее?
— Лучше в камеру. Пускай подвижется; это полезно после стенда.
Гаст увязался в подземный этаж за Туссеном, впереди которого шагал дистант с обмякшей Маской в лапах. Это был удобный повод отлучиться ненадолго и проникнуть в изолятор для трофеев «Антикибера», чтоб поглазеть на Файри. Тюрьму сторожил автомат — оцепенелый, вросший в пол, словно макет в музее роботехники; по экстерьеру — близкая родня дистанту, он превосходил телеуправляемого братца тем, что сам мог выполнять несложные задачи. Скажем, сличать входящих-выходящих с картотекой персонала.
Изолятор был изготовлен и установлен в здании фирмой «Дарваш Инк» по заказу Айрэн-Фотрис. Иными словами, Горт лоббировал этот заказ для своего приятеля — точно так же, как устроил его слабоумному сыну должность в «Антикибере». Коридор-тупик украшали с каждой стороны девять дверей; бледный изжелта-серый окрас стен, потолка и пола вкупе с рассеянным светом ламп создавали атмосферу мертвенного сна с застывшим сновидением без звуков, где душа сохнет, а сердце останавливается от безысходности. Никаких рукояток, ничего нарушающего ровную гладь плит — только в нише у каждой двери экран и пульт.
— А где… где сидит Файри? — спросил Гаст, чувствуя себя в камере, как в том сне, откуда хочется удрать, — так здесь все не по-людски пусто, чисто и стерильно. Туссен руками дистанта тщательно и неторопливо склеивал разрезы на голове Маски.
— А рядом где-то, поищи. Куда-то его сунули…
Фанк отыскался в камере 11 по нечетной левой стороне. Он сидел на полу, прислонившись к стене, — голова опущена, руки обвисли, ноги вытянуты. Выдохшийся, всеми позабытый и ненужный клоун… Гаст потянулся к сенсору звуковой связи, но не коснулся его — что можно сейчас сказать Фанку? Приказать «Встань!»? Он встанет. Велеть «Танцуй!»? Он спляшет… может быть. Но сделает это механически, убого, в сто раз хуже, чем андроид на параде мод. «Команду „Стань Файри!“ он не выполнит», — вдруг понял Гаст, и от этой мысли ему сжало челюсти, как от оскомины. Здесь нет Файри.
Здесь и не может быть Файри!! Файри — на сцене, в свете рампы, в фейерверке лазерных лучей, а тут — серийный киборг, брошенный в коробку изолятора.
Гаст огляделся, чувствуя, как ниоткуда подступает страх. Лишь пустой проем на месте двери камеры 4 и неживое шуршание дистанта в ней напоминали о том, что время все же движется. А когда все двери — включая входную — закрыты, изолятор превращается в безмолвный ад вне времени. Тишина. Пепельный свет, бледные тени — эти стены, казалось, поглощают и тени, и свет. Да, если где-то есть ад, то он именно такой — одиночная герметичная камера, в которой ты навеки заточен наедине со своей памятью и мыслями. Безумие покажется подарком, смерть и небытие — великой милостью, но никто не одарит тебя сумасшествием, не прекратит муки вечной бессонницы, пытку воспоминаниями и тщетные поиски выхода. Стражи ада — четверорукие дистанты Принца Мрака с птичьими ногами…
— Туссен! — крикнул Гаст, ужасаясь тому, как глухо и сдавленно звучит голос в этих стенах.
— Да? Что? — отклик разогнал нахлынувшую жуть; Гаст словно вынырнул из трясины.
— Я нашел его.
— Ну, и как он там?
— Сидит.
— Доплясался паяц, — вышел Туссен в коридор, искоса поглядывая в камеру и перебирая руками в перчатках, будто играя на невидимом пианино. Во второй справа от входа могиле что-то рвалось с треском, потом щелкнуло — и дистант вышел с Маскиной одеждой в лапе. — Ты остаешься?
— Нет, я ухожу, — торопясь к выходу, Гаст бросил взгляд направо; дверь уже закрывалась, и он успел заметить лежащее лицом вниз тонкое тело с руками, скованными за спиной. Тело слабо пошевелилось…
Старший безопасник Сид вернулся в Баканар под вечер и сразу же пошел с докладом к Хиллари. Шеф все еще был в рабочей зоне, казалось, и не помышляя об отдыхе; его лицо покрылось матовым прозрачным лаком целеустремленности и ожесточения — мимика замерла, глаза стали острее, губы — тоньше.
Начало доклада Хиллари слушал, как шум дождя за окнами спросонок — что-то новое, незнакомое в окружающих звуках, беспокойное, но не опасное. Горт позаботился о персонале Бэкъярда — под временную базу выделена часть помещений дивизиона воздушной полиции на юге Басстауна, близ границы с Белым Городом. А'Райхал, наконец-таки поняв, что «Антикибер» стал чьей-то мишенью, развил кипучую деятельность — включил «семью» Чары в розыск первой категории, послал своего офицера допросить Борова и начал теребить все силовые службы — у кого и где какая боевая техника без присмотра валяется?
— Ему много чего предстоит выяснить, — цедил Сид с усмешкой профессионала. — Например, кто и на чьи деньги заправил «харикэн». И кто были сообщники у Рыбака; я видел его — даже думать смешно, что он в одиночку раскрутил такую акцию. Представляешь — давали по двадцать минут на допрос, а потом выгоняли на час из палаты…
— Что вы узнали? — Хиллари все же втянулся в ритм доклада.
— Ничего. Все его знакомства и контакты выясняются людьми А'Райхала по регистрационным данным — адрес, место учебы, обращения к врачам… И сталкеров трясут.
— Он намеренно выбрал нашу базу?
— Говорит, что случайно. Как бы там ни было — похоже, он знал этот объект, даже если выбирал из нескольких. В последние дни базу активно освещали по TV…
— Но странно, Сид, — выбрать не полицейских, не сэйсидов, на кого обычно озлоблены маргиналы, а нас — проект, никак не касающийся людей.