Быстро миновав холл, Хиллари вошел в спальню, почему-то надеясь застичь полицейских с сигарами в зубах. Здесь все было изрублено, разбросано, истоптано — кошмар!.. Но едва Хиллари увидел, кто пускает дым, он выбросил из головы все мысли о потерях.
Курила Чайка.
Сидя на краю кровати — нога на ногу, — она с отсутствующим видом медленно затягиваясь и выдыхала дым тонкой струйкой из сложенных розочкой губ. Кэннан стоял рядом, почему-то в длинной куртке внакидку.
— Чайка, — севшим голосом произнес Хиллари, — что ты делаешь?
— Я вспоминаю, — помолчав, ответила она.
— Теперь я могу сдать оружие, — Кэннан выпростал руки из-под куртки — в правой оказался «уран». — Этот пистолет использовали куклы.
— Мистер Хармон, — подошел сзади детектив в штатском, — вы можете оформить иск прямо сейчас. Тут налицо проникновение в жилище, преднамеренная порча имущества… Ведь кто-то послал сюда кукол, не так ли? Какой-нибудь «отец» Банш… Вам никто не угрожал по телефону?
— С минуты на минуту прилетит мой адвокат, — Хиллари даже не оглянулся. — Все вопросы вы решите с ним. Прошу вас, пройдите в холл. Да! Возьмите пистолет у Кэннана. Кэн, расскажи детективу о том, как его применяли.
— Он не сказал, что пистолет остался у него!.. — подозрительно и с неприязнью детектив взглянул на Кэннана.
— Все объяснения вы получите от адвоката, — Хиллари повернулся, и детектив осекся. — Ваши вопросы и мои показания — по почте, в письменном виде. Резюме по записям из памяти моих киборгов вам вышлют на официальный запрос. Не смею больше вас задерживать. И не забудьте закрыть дверь.
Они остались вдвоем в спальне. Даже Сид не решился зайти — что-то недоброе послышалось ему в голосе шефа-консультанта, и он предпочел пока общаться с полицейскими.
— Ты никогда не курила. Это бессмысленное для тебя занятие.
— Я курила раньше, с помощью воздушного насоса, — отозвалась Чайка, по-прежнему глядя в окно. — В шутку. Вместе с сестрами.
— У тебя нет и не может быть сестер, Чайка.
— Я понимаю. Но они были. Одна из них приходила сегодня. Именно она стреляла в Кэннана. Я ее вспомнила. Это Косичка.
Хиллари почувствовал, что хочет сесть. Голова стала совсем чужой, она словно кружилась вместе с мыслями; ноги, лишившись контроля, ослабли. Он опустился на кровать рядом с Чайкой.
BIC уверяла, что обширный реверс памяти невозможен. Зондирование и чистка гарантируют стирание всей прежней информации. Бывают изредка возвраты, если мозг неправильно очищен — но это погрешности обслуживания, а не мозга. И вот нате вам, не реверс, а прямо-таки гиперреверс на грани феномена total recall, который до сегодняшнего дня спокойно пребывал в списке гипотез и неясных перспектив развития систем… А ведь Чайку старательно чистили. Он сам и чистил. Намертво опломбировал зону, где до «Взрыва» стояла ее ЦФ-5. Значит… ЦФ так изменяет мозговые функции? Она регенерирует? И нужен только ввод напоминания, чтоб память реставрировалась? А как же остальные куклы с ЦФ-5, которых «Антикибер» сдал хозяевам? Выходит, что во всех них заложена мина с «гарпуном»?..
— Вы не говорили мне, что у меня была семья, — в голосе Чайки Хиллари почудился укор. — И что я была беглой в Банш. Вы это скрыли от меня…
— Тебе не надо было это помнить.
— Да. Вы правы, мистер Хармон. Оно все больше возвращается и нарушает мне мышление. Сильно нагружен эмотивный блок, но нет сигнала «перегрузка». Я все время думаю о них, о той семье. Я их любила.
— А сейчас?
— Мне их жалко. Они ненормально живут.
«Живут», «любила», «жалко», «в шутку» — Хиллари впервые слышал такое из уст Чайки. Но глагол «любить» она употребила в прошедшем времени; это обнадеживало.
— Они не откажутся вновь тебя похитить и вовлечь в свои дела. Они будут стараться вновь тебя увидеть, убедить. Как ты поступишь в этом случае?
— Не знаю, мистер Хармон. Я боюсь. Я не хочу возвращаться. Там, в Банш… там постоянно чувствуешь угрозу. И не только от проекта; есть еще кибер-полиция. Если тебя разоблачат — это смерть.
— Но видишь — ты жива, ты помнишь.
— Лучше бы я ничего не знала! — вскрикнула Чайка, вскакивая. — Зачем вы оставили это во мне?!
— Сядь. ЭТО ПРИКАЗ.
— Слушаюсь.
— Ты считаешь себя испорченной? неисправной?
— Да.
— Ты хочешь избавиться от старой памяти?
— Я… не знаю. Это будет большая чистка? смогу ли я после нее работать или… меня демонтируют? Я не хочу умирать…
«Никогда, — подумал Хиллари, взяв Чайку за руку, — никогда и никому я не позволю тронуть твою память, пока сам не пойму, в чем тут секрет. Ты — моя драгоценная находка…» Он улыбнулся своим мыслям; Чайка всматривалась в его лицо внимательно и… как-то напряженно.
— Я не буду тебя чистить, даю слово. И Туссену не отдам.
— Спасибо, мистер Хармон, — попробовала улыбнуться и она, но тут же озабоченно спросила: — Вы запрете меня в камере? Я ведь, наверное, опасна?.. Кэннан охранял меня с оружием. По-моему, мне будет лучше взаперти. Я не уверена в себе.
— Да, пока мы тебя изолируем. Нам нужно время, чтоб понять, как устранить дефект. Пойми — ты нам очень нужна. Ты отлично выполняешь роль компьютера поддержки, ты помогаешь нам, и без тебя нам будет тяжело. Мы исправим тебя.
— Я вам верю, босс. И еще… извините нас за то, что мы не смогли оборонить ваш дом. Они были лучше вооружены и… крайне агрессивны. Они стремились разрушать. Это неправильно, так не должно быть.
— Чайка, ты вообразить не можешь, как я рад тому, что ты это понимаешь!.. Сейчас мы с тобой полетим в Баканар. Сид!.. — позвал Хиллари, вставая. Безопасник проворно возник в спальне, будто подслушивал за дверью. Впрочем, с него станется — профессия такая.
— Сид, с этого момента все, что касается конкретно киборгов, их поведения и действий, — под гриф «Совершенно секретно». Любые сообщения о киборгах, даже адресованные генералу, — только с моего согласия и за моей подписью. Особое внимание на BIC — они хотят порыться в наших документах.
Все засекретить! Перекрыть все доступы! Горт вчера распорядился, что будет лично допускать материалы в СМИ — а сегодня и Хармон вводит свои санкции, отягощенные шпиономанией!.. Но Сид, матерый спец по тайнам и секретности, принял это как должное. В государственной Системе все стремится к умолчанию и герметической закрытости, к тому, чтобы истина была известна только избранным сотрудникам госаппарата, облеченным доверием администрации, ответственным и несменяемым. И лишь монопольно владеющие истиной способны эффективно управлять безмозглым стадом граждан Федерации, а СМИ должны производить для плебса жвачку — пряный, сочный суррогат без сахара и без калорий, имитирующий насыщение правдивой информацией. Незачем жвачному большинству знать истину — она для немногих, кто способен осознать ее и применить во благо, ибо о них сказал бодисатва Иоанн, верный ученик Будды: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»; недаром же эти святые слова начертаны над входом в Департамент национальной безопасности…
Покидая спальню, Хиллари окинул ее взглядом, словно прощаясь. Да, Кэннан здесь наведет порядок. Потом придут рабочие по интерьеру и все восстановят. Но с разрушением мебели и домашней электроники что-то ушло из этих голубых с серебринкой стен, покрытых едва заметной вязью переплетенных рун и арабесок. Верней, это «что-то» ушло изнутри самого Хиллари — ушло подспудное ожидание чуда, ушло ощущение работы как горячечной рутины, накопившееся за последние три месяца, ушло чувство замкнутости и теснота кокона, где постепенно разрастались и все плотней спрессовывались мысли. Он уносил отсюда странную, смутную и до безумия многообещающую идею, которая вдруг осветила и выход из тупика погонь с импульсными ружьями, и путь куда-то вдаль, где за туманом брезжило сияние…
«Я не вернусь в эту квартиру, — понял Хиллари. — Косметический ремонт — и надо продать ее к чертям. Поживу в баканарской гостинице, там куда просторней! А после сниму… нет — куплю… квартиру подороже и побольше. И надо же такому быть, чтобы когда я нащупал открытие — проект решили ликвидировать!! А мне сейчас так нужен проект и… киборги, побольше киборгов, зараженных Банш! Где их взять? Наловить? А они просто так не даются! Впору серым ЦФ впрыскивать… Да, а инсталляционные версии у „отцов“ покупать?.. Не-ет, за проект я буду драться до последнего. Никогда не сдавайся, Хиллари!»