Мы с Пенни выехали час спустя. Если честно, меня поразила скорость, с которой она собралась. Учитывая то, какой она была милой, было легко забыть, что она — не како-то хрупкий цветок, выращенный в доме какого-нибудь дворянина. Юность у неё была нелёгкой, и она знала, как разбираться с делами, когда была необходимость. Мы ехали на двух крепких верховых лошадях, и везли наш багаж на сильной вьючной лошади.
В путь мы двинулись в простой дорожной одежде, и я убедил Пенни надеть и кольчугу тоже.
— Я всё ещё не вижу, зачем ты хочешь, чтобы я носила эту вонючую штуковину. Мне и так уже достаточно жарко, даже если бы я не носила поверх всего этого кучу тяжёлого металла, — жаловалась она.
— Она уже не такая и тяжёлая, и ты это знаешь, — парировал я. Часть чар, которые я наложил на её броню, уменьшала вес наполовину. Раньше кольчужная рубашка весила более тридцати фунтов, сейчас она была ближе к пятнадцати.
— А ты тогда почему не носишь броню? — спросила она, подняв бровь.
— Ты — моя охранница, а я — просто путешествующий дворянин, — ухмыльнулся я ей. — К тому же, ты правда думаешь, что кто-то сможет мне навредить? — сказал я, и произнёс слово, заставив свой щит засветился на миг видимым светом.
— Той ночью против того существа он не так уж хорошо сработал, — указала она.
— И посему у меня есть верный спутник, чтобы меня оборонить, — громко продекламировал я.
Она фыркнула:
— А я-то думала, что я — твоя невеста, вот тебе и доблестный рыцарь! — воскликнула она. Эта ремарка меня раздражала, и Пенни знала об этом. Но я всё равно не позволил ей снять кольчугу. Я беспокоился, что ей может понадобиться защита в какой-то момент, когда я сам защитить её не смогу.
Волновался я напрасно. Наша поездка прошла без происшествий, но в первую же ночь мы выяснили, какими холодными могут быть вечера. Мы ели холодные дорожные пайки, так что костра не разводили. Лёжа на бугристой скатке, завернувшись в простое шерстяное одеяло, мы жались друг к другу, чтобы согреться.
— Ужасно холодно. Разве ты не мог просто нашаманить нам огня для обогрева? — предложила она.
— Тогда у нас не было бы оправдания для обнимашек!
— Будто тебе нужно для этого оправдание! — насмешливо ответила она, но взгляд её улыбался.
В целом, поездка была приятной. Довольно похоже на отпуск в походе. Мы ехали, ели, разбивали лагерь, и в течение шести дней прибыли в Албамарл. По пути мы проехали через несколько деревень, но не стали в них останавливаться. Нас обоих что-то привлекало в новизне путешествия только вдвоём, впервые без кого бы то ни было ещё. Я думаю, мы оба сожалели, что поездка закончилась, когда достигли городских ворот.
Мы оба ни разу не были за пределами Ланкастера или Уошбрука, поэтому вид великого города был дня нас потрясением. Изображения и виденные мною в книгах рисунки не отдавали ему должное. Он был такой большой. Последние несколько миль перед воротами дорога была вымощена. У входа она расширялась, пока не стала более тридцати футов в ширину, с двумя массивными каменными башнями по бокам.
Рядом со столицей была знаменитая каменоломня, где добывали много розового гранита, поэтому всё было им выложено. В результате весь город был несколько розовым. По этой причине Албамарл иногда называли «Розой Лосайона».
Стражники не обратили на нас внимания, когда мы въехали в город. Полагаю, через ворота каждый день проходило столько народу, что они не могли допрашивать всех. Я остановился, чтобы спросить одного из них о том, как пройти к дворцу, и тот странно на меня посмотрел:
— Просто идите по главной улице. Узнаете, когда увидите, — сказал он, и отвернулся, не заботясь о том, имелись ли у меня ещё вопросы. Я решил, что если у меня когда-нибудь будут стражники, то они будут обучены быть повежливее.
Однако его указания оказались более чем достаточными. Главная дорога никуда не сворачивала, направляясь прямо в сердце города. Прочь от неё шли различные изогнутые улицы, наверное огибавшие город, но эта шла прямо в центр, как ось колеса. Мы шли мимо каменных зданий и домов, магазинов и предприятий, пока наконец не достигли того, что могло быть лишь королевским дворцом.
Здесь ворота тоже охранялись, но немного серьёзнее.
— Хо! По какому делу, путник! — преградили нам дорогу двое мужчин. На лицах у них было написано чрезвычайное безразличие — судя по всему, уставшим с дороги путникам здесь редко были рады.