Там я провёл почти полчаса, глядя на деревья и слушая ветер. Мир казался гораздо ярче, чем совсем недавно, гораздо более стоящим жизни. Хотел бы я иметь возможность сказать, что именно заставило меня принять моё решение, но словами этого не передать. Я просто знал. Свернуть с пути — значит отказаться от себя, стать кем-то, кем я быть не хотел. Я вернулся внутрь. Пенни уже укладывала наши вещи обратно.
— Остановись, мы не уезжаем.
Выражение её лица было душераздирающим. Я бы почти всё отдал, чтобы его изменить, но не это.
— Ты же не серьёзно? — сказала она.
— Серьёзно. Я не могу их бросить. Герцогу нужны мои показания. Людям Уошбрука нужна моя защита. Мы нужны нашим родителям. Если я уйду, то не буду тем человеком, которого ты любишь — я буду пародией на него, подделкой. Я скорее предпочту встретить будущее с высоко поднятой головой, даже если это означает потерю… всего, — заявил я. Я сам был готов зарыдать, но решительность гнала от меня слёзы прочь.
Пенни встала, и подошла ко мне, лучась гневом:
— А что насчёт меня? А! Что насчёт твоих родителей? Мы можем взять их с нами! Что я буду делать, когда ты умрёшь? Ты об этом подумал!? — тряслась она как дерево в грозу. — Ты думаешь, воспоминания о твоих благородных намерениях согреют меня ночью? Думаешь, они принесут радость твоим родителям?
— Я не передумаю, — сказал я, но мне было больно видеть её такой.
— Ты, эгоистичный ублюдок! — попыталась ударить меня Пенни, но я поймал её запястье. Я позволил бы ей дать мне пощёчину — это могло бы позволить ей почувствовать себя лучше, но я волновался, что она поранит руку о мой щит. Мы поборолись немного, затем она отдёрнула руку. — Я не останусь. Если ты собираешься это делать, то можешь делать это один. Я не буду смотреть, как ты убиваешь себя, — сказала она притихшим голосом.
Я открыл рот, чтобы ответить «Ты мне нужна. Я не могу сделать это без тебя», но слова так и не прозвучали. Я не мог заставить её участвовать в этом. У меня не было права. Она шагнула назад, а я стоял с полураскрытым ртом. Пенни качала головой, будто отрицая то, что видела в моих глазах. Наконец она развернулась, подошла к двери, и миг спустя ушла. Даже не хлопнула дверью.
Я сел на кровать. Вообразить день, который окажется хуже этого, я не мог.
Глава 6
Я сидел в комнате почти час. Хотел пойти за ней, но учитывая то, что она сказала, я не мог этого сделать. Если мне правда было суждено умереть через полгода, то было бы несправедливо заставлять её смотреть. Может, если она уйдёт сейчас, то сумеет найти кого-то другого, забыть… что угодно, лишь бы ей не было так больно. Конечно, с моей стороны было идиотизмом так думать — если бы мы поменялись местами, то я ни за что бы не оправился от этого всего лишь за несколько месяцев, если бы вообще оправился.
Одна мысль слегка подняла мне настроение. Если я знал примерное время и обстоятельства своей смерти, то мог быть чертовски уверенным, что я не умру до этого момента. Если смотреть в этом свете, то на следующие шесть месяцев я был практически в безопасности от несчастий. Есть некая свобода в знании того, что ты не можешь умереть — пока, по крайней мере. Я пытался сосредоточиться на этом. Ход моих мыслей прервал стук в дверь.
Встав, я немедля открыл её, обнаружив слугу, сопровождавшего Джеймса, Герцога Ланкастера. Тот вошёл сразу же, как только я открыл дверь. Закрывая дверь у него за спиной, я понял, что он был взволнован. Точнее, от него практически волнами исходила аура ярости. В последний раз я видел Джеймса настолько разгневанным во время битвы в Замке Ланкастер.
Он молча расхаживал по комнате, поэтому я оставил его в покое, и налил себе бокал вина. Я, может, и не упоминал об этом прежде, но в покоях в центральной комнате была выложена очень хорошая подборка вин.
— Налить? — спросил я его.
— В жопу бокал, тащи всю бутылку, — внезапно ответил он.
Джеймс известен отнюдь не чрезмерным пьянством, но чёрта с два я стал бы ему возражать. Я передал ему бутылку, и он запрокинул её, сделав длинный глоток, прежде чем усесться на кушетку. Я слегка расслабился — теперь, когда он сидел, Джеймс казался не таким уж взрывоопасным.
— Судя по твоему виду, день у тебя прошёл примерно так же хорошо, как и у меня, — осмелился я высказать свои мысли.
— Не знаю, не знаю. Твой сын только что обоссал тебя, и послал куда подальше? — сказал он тоном, намекавшим на то, что я понятия не имел, насколько плохой у него был день.
— Это Марк сказал? — в шоке спросил я. За все мои и его годы он жил лишь для того, чтобы радовать своего отца, хотя ему не всегда это удавалось.