— Это похоже на правду! Она подбивала Хосхара тебя продать? Говорила, что за нетронутую рабыню можно много выручить?
— Все так, господин...
— Плутовка Юлдуз никогда не терпела соперниц, — задумчиво произнес Буре, — когда-то я наслаждался ее телом... А глупый Хосхар до сих пор не знает, почему я оказал ему милость, позволив пасти моих баранов... Что ж, видно, духи степи милостивы к Юлдуз. За тебя я и впрямь отдал пять баранов. — Внезапно хана посетила неприятная догадка, и губы его искривились. — Юлдуз могла солгать мужу, чтобы избавиться от тебя. Если твой цветок уже сорван, клянусь, я велю отдать тебя нукерам, а когда они обессилят, сдеру с тебя шкуру! А Хосхара заставлю жрать конский навоз, перед тем как ему сломают позвоночник! — Хан приблизил лицо вплотную к лицу рабыни. — Когда Умар будет метаться в горячке, отбиваясь от демонов, верный человек из стражи позовет тебя и даст белые одежды. Ты войдешь к арабу в белых одеждах и скажешь, что тебя послал всемогущий Аллах, что ты его покойная возлюбленная Абаль в новом обличье. Сделай так, чтобы он умолял твоего хана продать тебя.
— Будет исполнено, господин.
— И запомни, — хан сурово нахмурил брови, — если он не купит тебя, ты пожалеешь, что родилась на свет!
— Все будет, как сказал господин.
Абдульмухаймин — начальник стражей каравана — в нетерпении переминался у коновязи возле шатра Бурехана, прячась за крупы лошадей. Воины, стоявшие у входа, перебрасывались презрительными замечаниями на его счет. Абдульмухаймин делал вид, что не слышит — изучал избитую копытами землю.
Он охранял караван ничтожнейшего из купцов уже не первый год. А что взамен? Где богатый халат? Где сабля с рукоятью, усыпанной драгоценными каменьями? Где пусть не дорогая, но хотя бы добротная кольчуга? Разве этот скупердяй Умар заботится о своих защитниках? Если бы не достопочтенный Бурехан, да пребудут с ним духи пустыни, Абдульмухаймин дожил бы до голода, превратился бы в высохшее перекати-поле...
Двое воинов зашли в юрту, и вскоре, подхваченный под руки, показался Умар. Он что-то орал и извивался. Абдульмухаймин дождался, пока купца утащат подальше, и вышел из-за укрытия.
— Сажи Бурехану, — обратился он к воину у юрты, — что пришел Абдульмухаймин.
Воин ухмыльнулся и отодвинул полог:
— Входи, хан велел впустить тебя, как только уйдет Умар. Хан сказал, что ты его верный пес, а псу надо вовремя бросать кость, чтобы он хранил верность...
Абдульмухаймин проглотил обиду и вошел.
Лениво развалясь на персидском ковре, Буре потягивал кумыс. Глаза хана были полуприкрыты. Не поднимая взгляда, он швырнул несколько монет:
— Остальное получишь, когда твое зелье и моя рабыня сделают свое дело!
Абдульмухаймин бросился собирать золотые дирхемы.
— Он не подведет, — бормотал бедуин, — опиум никогда тебя не подводил, могущественный хан! Разве зря я вез его тебе? Разве зря я выучил язык Ашина, чтобы говорить с тобой? — Собрав монеты, Абдульмухаймин сунул их за щеку и осклабился. — Когда ты получишь, что пожелаешь, я приду за остальным.
Начальник стражей был горд и потому забыл про почтительность. Это он рассказал Буре про Абаль и надоумил его, как обернуть горе Умара на пользу хану, это он привозил Буре опиум и научил подмешивать в кумыс. Скоро Абдульмухаймин станет богатым человеком, и ему больше не нужно будет охранять караваны.
— Ты придешь, когда я тебя позову, — процедил сквозь зубы хан, — пошел прочь!
Светка остановилась у входа в шатер Умара и прислушалась. Изнутри доносились дикие крики и рычание. «Допился, — со злорадством подумала она, — ишь как крючит болезного».
Она укоризненно посмотрела на конвоира — здоровенного парня с копьем, в кольчуге. На голову детина нахлобучил островерхий шлем с железными пластинами, прикрывающими щеки, отчего был похож на красноармейца в буденовке. Только звезды не хватает.
— Ну что, доволен, бесстыжая рожа? — по-русски проговорила она. — Привел девушку к козлу-минотавру?
В ответ парень сказал по-тюркски, чтобы невольница говорила на языке Ашина. Дескать, другого языка он не понимает.
«Ну, сейчас мы проверим, понимаешь или нет», — зло подумала Светка и обложила его трехэтажным матом.
Парень нахмурился и сказал по-тюркски:
— Чего ругаешься, коза!
— Так, значит, с языком проблем нет! — засмеялась Светка. — В какие игры вы тут играете?
Парень тупо уставился на нее:
— Говори на языке Ашина, рабыня. Иначе тебя накажут!
Детина выглядел таким идиотом, что у Светки возникли сомнения, разумеет ли он великий и могучий. Может, и не разумеет. Может, он хлопкороб из туркменской глубинки и в школе не обучался. А что матюги понял... так их и эскимос поймет.
— Не губи меня, добрый молодец, — с издевкой проговорила Светка по-тюркски, — я тебе еще пригожусь.
— Ты собственность моего господина, — совершенно серьезно ответил парень, — только господин может наказать тебя.
Из шатра вновь донесся рык. У Светки мелькнула догадка. Наверное, ради араба по имени Умар и затеяно все это древнетюркское представление. Отвалил долларов, братья-туркмены и расстарались. А что, вполне логичная версия, извращенцев на белом свете хватает. Ведь играют же буржуи, скажем, в младенцев. Даже специальные пансионаты имеются, где их пеленают, кормят из рожка, меняют подгузники. Так почему бы богатому арабу не поиграть в древнего купца? Может, он даже профессиональных актеров нанял?
— Делай, что велел тебе господин, — подтолкнул ее парень.
Девушка отодвинула полог и вошла. Повсюду валялись объедки. Из бурдюка вытекал кумыс. Возле очага в растерзанном халате метался Умар, размахивал кинжалом и сыпал проклятиями. Увидев Светку, он впал в еще большее буйство — принялся лягаться, завывать и подскакивать. Пояс халата совсем размотался и путался под ногами. Умар с остервенением сорвал его и швырнул в Светку:
— Прочь, прочь, женщина-демон, убирайся, откуда пришла!
«Вот беда, — подумала Светка, — черти одолели, возись теперь с ним».
Она выглянула наружу и крикнула охраннику, чтобы принесли воды. Через короткое время появилась статистка-рабыня с бурдюком. «Даже реквизитом правильным обзавелись», — подумала Светка.
— Ступай, — приказала она рабыне, и та безропотно удалилась.
Улучив момент, Светка сделала подсечку — и Умар растянулся на полу юрты. Девушка ловко подобрала кинжал и, оглушив Умара ударом рукояти по затылку, перевернула на спину. Уселась сверху, заломила обе руки и связала поясом. Потом спокойно поднялась и вылила купцу на голову воду из бурдюка. Умар очнулся и вновь принялся орать...
Светка со вздохом села на него верхом, стала растирать Умаровы уши, массировать точки на затылке, над бровями, около носа. Провозившись около получаса, Светка добилась своего — Умар наконец перестал поминать шайтанов и успокоился.
Девушка слезла с араба и уселась перед ним, скрестив ноги «по-турецки». Взор у любителя кумыса был довольно мутным, но среди этой мути уже просверкивали искорки сознания.
— Развяжи, — через некоторое время прохрипел араб, — кумыс просится наружу...
Судя по урчанию в животе и иным звукам, Умар говорил правду. Светка распутала пояс, араб вскочил как ошпаренный и бросился вон из юрты.
— Я люблю кумыс, — задумчиво сказал он, когда вернулся, — но кумыс не любит меня.
Вылазка пошла на пользу Умару — взор его посветлел, правда, язык все еще заплетался.
— Ты свежая и сочная, словно персик, и сладкая, как хурма, — проговорил араб, раздевая Светку глазами, — вкуси блаженство в моих объятьях... — Умар, пошатываясь, подошел к Светке и облапил.
— Эй, дядька, — сбросила нескромные руки Светка, — полегче!
Но Умар не внял и продолжил домогательства. За что и поплатился. Схватив купца за отвороты халата, Светка дернула на себя и ударила коленом в пах. Купец охнул и осел, схватившись за ушибленное место.