– Тс-тс-тс, тихо! Смотрите, – Альбидо показ на купол гравитационного кокона.
Несколько секунд ничего не происходило. Радужные пятна носились по сфере солнечными зайчиками, терлись о черноту по ту сторону… Вдруг купол прогнулся. Снова. И снова.
– Это невозможно, – голос Таглера звучал на удивление спокойно. – Этого просто не может быть.
Удары посыпались со всех сторон. Невидимая, фантастическая сила стремилась проткнуть пузырь и добраться до потрясенных бойцов. Гермес вспомнил сегодняшнее утро. Обычное, серое, ничего не обещающее. Странно… Оно стало таким далеким. Невообразимо далеким, выдуманным, но – отчетливым и живым, как фантазия.
Сфера лопнула, но Гермес этого не понял. Его как будто просто выключили.
Смерть отступила. В затылке зашевелилась тупая боль, в ушах застучала кровь и язык, шершавый как полено, ощупал зубы. Гермесу понадобилось несколько долгих минут, чтобы восстановить в памяти причины такого состояния.
Он сидел на стальном полу, прислонившись спиной к стене и окруженный существами, напоминающими пробирочников весьма и весьма отдаленно. Выше человека раза в два, узкие в талии, но невероятно широкие в плечах… Они обступили Гермеса и молча наблюдали за ним. Белые кости торчали из их тел повсюду. Плечи, ребра, хребты, ступни… Складывалось впечатление, что скелету было тесно в оболочке скупой серой плоти и он порвал ее. Вместо волос на маленьких, вытянутых черепах – беспорядочное нагромождение костяных наростов.
– Очнулся, – шагнул в его сторону один из уродцев. Удивительно, но его голос прозвучал обычно. Он даже показался Гермесу приятным. – Прости, что мы так с тобой… соотечественник. Ты ведь появился на свет именно здесь, в этом комплексе?
– Не знаю… Возможно, – с трудом выговаривая слова ответил Гермес. – Но откуда вы это… знаете?
– Ты появился на свет именно здесь, – уже утвердительно повторило существо. – Оно нам сказало.
В протянутой к Гермесу громадной, точно медвежья лапа, ладони лежала маленькая пробирка. Вместе с теплым цилиндром прозрачного стекла внутри у него тоже что-то потеплело. Он обвел взглядом кошмарных существ, остановившись на том, кто передал ему пробирку. Это было его тепло. Казалось, что он знал его – их всех! – очень-очень давно, знал хорошо, но… забыл. И только пробирка. Она все напоминала.
– Весь комплекс хранит твой свет. А пробирка больше всего, ведь именно в ней ты был зачат. Когда на земле рождается новая жизнь, она озаряет собой все вокруг. Пробирка или мать, пробирочная или спальня… Чем ближе к тебе, к месту твоего зачатия, тем тверже отсвет жизни.
Рассказчик помолчал.
– Мы, все рожденные в этом комплексе, – соотечественники. Мы отбросили свет на эти стены и эту землю…
– Поэтому вы не убили меня? – Гермес содрогнулся. – Что с ребятами? Где рота?!
Существо тяжело вздохнуло.
– Твои боевые товарищи хотели захватить нашу родину, как другие хотели использовать нас в своей пустой войне. Прости, но они все мертвы.
Его точно повторно оглушили. Все мертвы. Вся рота. Но это невозможно! Но это означает, что теперь рожденцы победят!
Вдруг его осенило:
– Другие? Кто другие?
– Вы называете их рожденцами. Это они зажгли нас и все погибли. О! Они знали как сделать из нас совершенных солдат. Но не знали другого. Не знали почему закрыли этот комплекс. 12 лет назад именно здесь пробирочники проводили эксперименты с сенсорикой. Они гипертрофирвали отчизнолюбие, превратили смутное забитое чувство в нечто такое, что толкало бы солдат без страха на самоубийственные подвиги. Но они просчитались. Образцы любили свой комплекс и только ради него были готовы на все. – Пойдем, я покажу тебе пробирочную. Ты увидишь место, где родился.
Вход в пробирочную занавешивало жидкое зеркало. Оно слегка вздрагивало и волновалось, а когда Гермес прикоснулся к нему пальцем, то по глади побежали круги.
– Проходи без страха, – легонько подтолкнуло его в спину существо. – Так ты сможешь все увидеть и понять.
Эфемерная завеса коснулась лица, пригладила волосы плотным ветром и осталась за спиной. Гермес попал в лазурную комнату. Мягкий, теплый свет струился отовсюду. Стены, пол, потолок, гряды оплодотворителей – лучилось все. Он достал из кармана пробирку, и как будто стало еще светлей. Склянка ярко переливалась голубизной точно драгоценный камень и освещала лишь его одного.
– Береги ее. Это самое дорогое, что у тебя есть, – тень вздохнула. – А теперь, позволь, я покажу свою родину.
Внезапно глаза полосонуло невыносимо ярким светом. Гермес вскрикнул и зажмурился, но даже сквозь веки свет ослеплял.