Я осторожно освобождаю ее, опрокидываюсь на спину и притягиваю жену к себе. Она снова вздрагивает и произносит:
— Торн, мы забыли…
Про предохранение, да.
— Мы женаты, — напоминаю я, убирая налипшую влажную прядку с ее виска, а после целую жену.
— Да, но Арден сказал…
— К наблам Ардена.
— Торн, — Лаура смотрит мне в глаза, — но это серьезно. Что, если у Ятты действительно генетическая аномалия по пламени, и это может передаться и нашему второму ребенку?
— Лаура, — я так же серьезно смотрю на нее, — у нас с тобой только что был потрясающий, умопомрачительный секс, а ты думаешь о генетических аномалиях?!
— Я думаю о наших детях. В первую очередь о Ятте, потому что я мать.
— А я отец. И я думаю, как классно было делать это с тобой… мать.
Пару мгновений она неверяще смотрит на меня, а потом бьет по руке:
— Торн! Я серьезно.
— Я тоже. Серьезнее некуда, — с трудом сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться.
— Ты невыносим.
— От тебя это комплимент, — притягиваю ее к себе. — В душ?
— Я пойду без тебя! — заявляет эта невыносимая женщина, которая только что назвала невыносимым меня. — Иначе мы так и не соберемся.
Вот тут она права, именно поэтому я ее и отпускаю. Лаура скрывается в ванной, а я тянусь за коммуникатором, но в этот момент раздается стук в дверь.
— Ферн Ландерстерг, — слышу встревоженный голос дежурного мергхандара. — У нас ЧП. Ваша дочь пропала.
Особенность вторая. 3
Лаура Ландерстерг
Мне стоит немалых усилий оставаться спокойной. Приходится: должен же кто-то из нас быть спокойным. Потому что в такой ярости я Торна еще не видела, а уж я как никто другой столкнулась со всеми оттенками его ярости.
Он смотрит на записи с камер с таким лицом, что мергхандары не осыпаются обломками льдин лишь благодаря выдержке военных. Жмется к стене белого цвета няня (а у нее, между прочим, нервы тоже как стальные канаты, она вообще раньше работала с Арденом в военном госпитале). Тем не менее эта женщина сейчас как снега пустоши, потому что незримая ярость Торна страшнее силы глубоководных. Она давит настолько, что даже мне хочется пригнуться, вместо этого я просто опираюсь ладонями о стол и смотрю, как Ятта копошится у себя в кроватке.
Рядом, в своей, радостно прыгает Эрвер, но дочь недовольна. Это видно по ее лицу. Во время очередного прыжка Эрвер ударяется подбородком о бортик, падает и ревет. Няня поворачивается к нему, и в эту минуту Ятта просто исчезает. Только что она была в кроватке — и вот ее нет. Просто нет.
В это невозможно поверить, поэтому мы и смотрим запись второй раз. С разных камер. Это настолько похоже на монтаж, но…
— Лайдерфельд. — Торн поворачивается к начальнику службы безопасности резиденции, который стоит за нашими спинами навытяжку.
Он его сейчас уничтожит. Ударит. Ментально точно, я чувствую его как себя и чувствую, что все собравшиеся для Торна — предатели. Поэтому легко касаюсь его ладони и опережаю:
— Пожалуйста, выйдите все.
Торн поворачивается ко мне.
— Торн. Мне очень нужно с тобой поговорить. Наедине.
На миг мне кажется, что сейчас выставят меня, но потом Торн коротко приказывает:
— Всем выйти.
И мы остаемся вдвоем в центре безопасности нашей резиденции: катастрофа предотвращена, но ненадолго. Мой муж, настолько гордившийся своей выдержкой, сейчас готов убивать. Он, привыкший к ледяному контролю над своей безудержной силой с детства, сейчас напоминает бомбу, которая вот-вот рванет. Это отражают дребезжащие как сталь об лед нотки в его голосе, когда он произносит:
— У тебя есть ценная информация, Лаура?
Да, ситуация просто драконий ужас. Моя дочь исчезла, мой муж вот-вот разнесет резиденцию, и я делаю то, что могу. Подаюсь к нему, обнимая и раскрываясь всеми своими чувствами. Позволяю Торну увидеть мое отчаяние и мою нежность, мой страх за Льдинку и мою любовь к ней. К нему. К нашей семье. Чувства настолько сильные, что меня просто накрывает с головой, впервые с той минуты, как я услышала, что моя дочь исчезла.