Люсьена… Вот уж странная семья у моего старшего братца. Сын — ему уже года четыре — все время у тестя с тещей, где-то во Львове. А сама Люсьена — не поймешь где. С месяц побегает по московским магазинам, а потом опять месяца три во Львове сидит. Костя уверен, что там у нее поклонник. А может, и два. Но ревности у него нет. И это не вранье. Я смотрю на него и вижу — нет.
— Ты ее любишь? — как-то спросил я.
— Мне с ней хорошо, — сказал он гордо. — Но это совсем не значит, что без нее мне плохо. Удивлен?
— Озадачен.
— Погоди, погоди, скоро я вас, кажется, еще не так озадачу. Ох, вы разинете рты! Кстати, ты понимаешь, что такое один из крупнейших в стране пульмонологических центров?
— Это имеет отношение к пульмановским вагонам.
— Болван! Это имеет отношение к легочной хирургии. У-ух! — И он вскинул вверх стиснутый кулак. — Что-то должно случиться! Ты чувствуешь? Что-то обязательно должно случиться!
Ночь… Календарь…
Стас в ресторане. Ему надо — он глава фирмы. Не понаступаешь на пробки с нужным человеком — нет тебе кислородных баллонов для сварки. Или вовремя нет, что одно и то же. А может, у него под прикрытием дела интимная минутка? Все может быть. И на здоровье.
Стеша давно уже спит. Второй час. А я, как в Благовещенске бывало, сижу на кухне и с интересом листаю отрывной календарь.
И все-таки мой братец здорово рванул. «Физиолог Павлов родился в…» Это надо признать. Уже сейчас Костя известен как одни из лучших хирургов в Москве. А ведь ему всего-навсего… Сколько ж ему? Скоро сорок?
Так… А вот и Восьмое марта. Тоже хороший праздник. И тоже прошел.
Стеша как-то странно вздохнула во сне. Потом еще. И тихо застонала. Может, я ей мешаю? Хотя нет, она ведь спит.
Насчет Восьмого марта Стас предупредил меня заранее:
— Только не вздумай Стеше подарок принести. А уж тем более — цветы. Ты понимаешь?
А чего тут не понимать. Когда-то папа учил меня, что в этот день надо дарить женщинам подарки хотя бы для того, чтобы они вспомнили, что они, женщины, — радость и украшение. А Стеша… Единственное, что можно было бы подарить ей в такой день, — это выздоровление. «Вот, возьми!» — сказал бы я. «А это от чего?» — «От всего. От всего! Примешь одну таблетку и сразу же…»
Господи, неужели люди никогда не изобретут панацею? Нет, если бы я был медиком, я бы обязательно…
И вдруг в календаре я наткнулся на день рождения папы. Просто так открыл наугад и наткнулся. «Восход луны в 20 часов, — прочел я. — Заход солнца в 20 часов 10 минут. Какое-то время на небе можно видеть оба светила сразу».
Не такое уж редкое явление в природе. Да и видел я его не раз. Но тут представил себе солнце рядом с луной, и меня почему-то передернуло. А, черт…
Ну, солнце, ну, луна! Но почему, собственно, с ним что-то должно случиться? А почему бы и нет?.. Лежит там один, даже нет телефона. Утром придет Вера Петровна. Позовет: «Женя!..» А он скажет… А может, ничего не скажет. А может, ничего уже и не скажет?..
Я, как ошалелый, вдруг забегал по кухне. Потом по коридору. Схватил шапку, пальто и выскочил на улицу.
Ключ от гаража у меня. В гараже стоит этот кроваво-красный мопед. Мы его недавно починили. И я даже ездил на нем. Стас сказал: если нужно куда-нибудь… А куда мне нужно? Никуда мне не нужно! Я просто хочу увидеть, что он… Хотя бы голос услышать. Ах, если бы там горел свет. Я подъезжаю — а вся дача освещена. И музыка. И Вера Петровна что-то мурлычет…
Была мерзкая мгла. Что-то сыпалось мокрое, липкое. Какая медленная дрянь — эти мопеды! «Не успеешь, не успеешь, — стучало у меня в голове. — Ты, как всегда, не успеешь…»
Не помню, как проехал Переделкино, как свернул. Дача не светилась совсем. Она была такая мертвая, такая черная… Я обошел вокруг раз, другой. Нигде на огонька.
Я подошел к окну той комнаты, где стоит папин диван, и постучался. Сначала было тихо. Потом послышался кашель, вспыхнул ночник — и я увидел папу. Он был в лиловых кальсонах и в свитере. «Надо же! Он спит в свитере, — подумал я. — Какой молодец! А то ведь в это время у нас сырость…»
Папа постоял у окна. А потом тихо позвал в приоткрытую фрамугу:
— Белочка! Это ты?..
Домой я ехал в прекраснейшем настроении. То есть в таком замечательном, что чуть не угодил под грузовик. Надо же — «белочка»! Это он Веру Петровну так зовет.
…Помню свою первую встречу с Верой Петровной. Первую и, можно сказать, единственную. Я тогда вернулся со службы. Костюм у меня был, папа купил к моему приезду, но мне хотелось пофорсить, и я долго носил свою сержантскую, отлично подогнанную форму — без погон.
— Надел бы ты сегодня костюм, — как-то сказал папа. — Тут, понимаешь… Как бы тебе объяснить? В общем, я хочу, чтобы мы пошли в гости к одному человеку.