— Слушай, это можно быстрей сделать. Лучше. Вот давай, я тебе покажу!
— Уйди, уволю. Смотри — вон Лена скучает. Между прочим я вас видел, когда вы резали сыр. Очень вы мне понравились.
— Смеешься? — Шамиль сразу вскипел. — Почему такая плохая привычка — смеяться над человеком?
— Уйди, ты мне мешаешь.
— Не надо нервничать, — сказал он, — Не надо! Я знаю, у вас с Леной что-то было. Но мне наплевать.
— Угу… — Фреза врезается в чугун.
— Мне на это наплевать, слышишь?
— Слышу, слышу.
Только бы не выйти за разметку. Надо же, какие загогулины!
— Я не какой-нибудь дикарь. Это было давно.
— Угу…
И вдруг станок остановился. Я посмотрел на Шамиля. Он выключил фрикцион и навис надо мною как туча.
— Мне на это наплевать, — сказал он так жалобно, что я невольно улыбнулся. — Но я хочу знать все!
— Чудак ты, — сказал я. — Есть такой кружок: «Хочу все знать» Знать-то нечего. Ну, приставал я к ней. Нравилась. А она меня шуганула. Поэтому я и нервничаю. Обидно же.
— Правда?
— Честное слово.
— Поклянись!
— Клянусь.
— Нет, не так. Поклянись здоровьем своей мамы!
Он прямо чуть не плакал.
— У меня нет мамы, — сказал я. — Но я клянусь. Чем хочешь клянусь. Своим здоровьем клянусь, она очень хорошая девушка.
Он долю сверлил меня горящими глазами и вдруг рявкнул:
— Верю! Я знаю, что она не девушка, она мне сама сказала. Но я тебе верю. Теперь ты мои брат на всю жизнь. Дай я тебя поцелую!
Вот странно, наврал я ему или не наврал? Нет, не наврал. Она в самом деле хорошая. Что-то в ней есть. Наверное, именно это он и углядел в ней. Любовь с первого взгляда — штука серьезная, она все видит. Только в нее я и верю, честно говоря.
Помню, Жора не раз издевался надо мной. Разговоры о любви у нас всегда заходили в тупик. У него на этот счел была целая теория, а у меня так, несколько эмоциональных всплесков на уровне «Ну как вы не понимаете?»
— Ну как вы не понимаете? — горячился я. — У каждого человека на земле есть своя пара, свой единственный вариант. Вот мы живем, идем, процеживаемся друг сквозь друга. И внезапно, как вспышка, как удар грома: «Вот! Вот она! Хватай ее, держи!» И тут дело не в первом взгляде, можно даже не смотреть. Но я уверен, что есть какое-то поле, и когда мы входим в него…
Тут Жора обычно брал бумажку и старался ткнуть меня носом в арифметику.
— Так. Сколько людей на земле? Хорошо. Пишем. Сколько в среднем живет человек? Семьдесят. А сколько лет он может искать свою пару?
— Всю жизнь. Всю жизнь, если он человек! И потом, я говорю, что мы ищем свою единственную, но я же не говорю, что она одна во вселенной. Их может быть много. Понимаете, много!
— Сколько? — жестко спрашивал Жора.
— Ну, не знаю. Во всяком случае, несколько.
— Гм! Несколько единственных? — Он долго качал своей античной головой. — Слушайте, а почему бы не вспомнить, что некоторые достойные люди и до нас размышляли на эту тему. Ведь человечество живет не первый день. Есть огромная литература…
И тут шло:
— «Она его за муки полюбила, а он ее…»
— Да, да!
Жорина мысль сводилась к тому, что любовь, — это высшая форма сочувствия, сострадания. Только такая Любовь и имеет право быть написанной с большой буквы.
— Вот возьмите вы мои случай…
Но его брать я не хотел. Я хотел взять себя. Взять и рассмотреть в этом его сочувствии-сострадании. Так. Вот я. Вот она. Страдаем, сочувствуем. Получался бред. Да, думал я, если он прав и действительно существует только такая любовь, то лично мне ни на какие коврижки рассчитывать не приходится. Положим, я еще найду, кому бы посострадать. А какая дура будет сострадать мне?
Иногда Жора называл меня Веселым и Находчивым. Так оно и есть, наверное. Никаких особых печалей у меня нет: ни вселенских, ни личных. У него, скажем, тоска насчет того, что все люди некоммуникабельны. А я этого даже не замечаю.
— Ну где, где он — ваш некоммуникабельный? Давайте его сюда, и буду с ним беседовать. А хотите, о экстазе сольюсь? Как две капли в одну. Вы наблюдали это явление?
— Несущественно, — говорил Жора. — Я тоже при известном напряжении могу общаться с любым. Но что-то я давно не встречал человека, для которого общение являлось бы жизненно важной ценностью. Вы представляете, чем это грозит?
Я не представлял. И сейчас не представляю. Если общением считать то, что люди разговаривают друг с другом — тогда конечно. Но ведь есть и другие формы! Не знаю, как для кого, а для меня, например, есть. Вот иногда входишь в комнату, в компанию. А там сидит человек. Ты ему ничего — и он тебе ни слова. Но взгляд какой-то, жест или еще что-то. И вдруг чувствуешь, что живешь для него. И двигаешься, и говоришь для него. С кем бы ты ни говорил — все равно для него. И он это понимает. Без слов. Бывает, за весь вечер и не узнаешь, как его зовут. А станет прощаться — и такое вдруг рукопожатие! И нежность в нем, и теплота. И смешное что-то, и грустное. Эти люди бывают разной мощности, что ли. Одного чувствуешь, когда он рядом, другого и на отдалении. А третьего…