— Не знаю. Когда-то мне казалось, что я жутко сильный. Просто до кошмара. А теперь… Случилась тут со мной одна история. Наверное, на ней я дам сильную течь. А может, уже дал… Знаете, мне очень хотелось бы поговорить с вами про лоботомию. Это все связано. Вы извините, но я… Мне просто позарез нужно это кому-то рассказать. А то оно сидит внутри.
— Любовь?
— Да. Что-то в этом роде. А как там Стас?
— Ничего, не беспокоитесь. Я его пристроила. Он играет в шахматы. Так я вас слушаю.
— Н-да! Для начала я хотел спросить, что такое эдипов комплекс? Это когда сын чрезмерно привязан к своему отцу, да?
— Господь с вами. Это наоборот — когда сын ненавидит своего родителя, ревнует его к матери. Странно, это такая элементарщина. Мне казалось, вы грамотней.
— Да ну, какая там грамота! Вот вы, может, будете смеяться, а я даже примерно не представляю себе, как устроен нерв. Что это — провод, трубка? Вы уж потерпите, сейчас я буду говорить про лоботомию. Мне это очень нужно.
Катя кивнула.
— В голове есть лобные доли, — сказал я. — Левая и правая. А между ними связь. Естественно, нервная. Будем считать, что это проводок. Проводок между левой и правой лобными долями. Все хорошо, все нормально. Но вот у человека шизофрения. Он буен. Делают лоботомию. Обрывают связь между долями. То есть, грубо говоря, разрезают проводок. Буйство у человека кончается. Но кончается также всякая эмоциональная жизнь. Я правильно говорю?
— Примерно…
— И вот у этого рассеченного начинается комплекс. Назовем его условно комплексом «А зачем?». Видит он что-нибудь такое, о чем раньше мечтал всю жизнь… Когда-то до него было не добраться, а теперь вот оно — только руку протяни. Но он не протягивает, он думает: «А зачем?» Раз у него нет эмоциональной жизни, значит у него нет и никаких желании: ведь желания — это эмоции. То есть у него нет даже желания вернуть себе желания. Извините, тавтология, конечно, но иначе я объяснить не могу.
— Давайте, давайте, — сказала Катя. — Пока я все понимаю.
— Ну так вот. Я подумал, не может ли оборваться связь между двумя лобными долями сама собой, без всякого хирургического вмешательства. Если между ними проводок, значит, он может сгореть. От какого-нибудь стресса, от перенапряжения. А если предположить, что связь — это трубка, значит, она может засориться. Мало ли что — склероз, липоидные бляшки. Так вот мои вопрос… Вам, наверное, как специалист, должно быть известно: случается самопроизвольное рассоединение лобных долей или не случается?
— Гм! — сказала Катя. — Очень сожалею, но на это я смогу вам ответить только в Москве. Все, о чем мы говорили, — не мой профиль. Я и сама знаю о лоботомии не многим больше вашего. Но постановка вопроса занятная. А вам никогда не хотелось посвятить себя медицине?
— Нет.
— Напрасно. Вот, скажем, эта ваша конструкция…
— Медицина тут ни при чем. И тема лоботомии связана совсем с другим. Понимаете, какая штука… Мне казалось, что мой мир строится на многих людях. На разных. Но в конце концов оказалось, что он строится на одном человеке. На одном-единственном. И этого человека я потерял. Хотите, расскажу все по порядку?
Катя кивнула.
И я стал рассказывать. При слове «папа» она сперва морщилась. Просила, чтобы я называл его «отец». Но я не мог. Не получалось. Папа — он и есть папа.
Рассказывал я долго. Она слушала внимательно. Перебивала, только когда что-нибудь было уж абсолютно непонятно. Так, например, пришлось рассказать ей про Сашу.
— Значит, она была невестой Кости, вашего брата? Правильно я понимаю?
— Да.
— И вы считаете, что между ней и вашим отцом была возможность большой, настоящей любви?
— Да, я уверен.
— Но почему? Как можно быть уверенным в таких вещах?
— Очень просто. В их присутствии у меня всегда возникало чувство, что я не зря живу на свете. И все люди живут не зря. Я был просто счастлив. Ничего особенного, вот они стоят рядом, разговаривают. Или мы втроем разговариваем…
— Да, — сказала Катя. — Может быть, это и показатель. Я сама иногда чувствую, когда люди любят друг друга. Поле? Да, пожалуй, от них исходит какое-то поле. Но уж очень это субъективно. Вы не находите?
— А что может быть объективного в этом вопросе? Вы же сами говорите, что нет прибора.
Раза два подходил Стас. Катя его отсылала. Удивительно, как он ее слушается. Кто бы мог подумать?
…Моя первая встреча с папой там, на перроне. Наш поход к Вере Петровне. Пьет? Да, пьет. Нет, раньше этого с ним никогда не бывало. Я рассказал ей все, все абсолютно. И про то, что папа не просто пьет, а с каждым днем, как мне кажется, все больше. И про наш разговор с Костей, который так перевернул меня. Ну что вы! Костя врать не умеет…