— А мы с тобой — дефицит? Ты молодой, зеленый и глупый. Тебе бы еще в куклы играть, а ты на службу пошел. Девушки идут… Да видел я их всех! Всех до одной! Понятно? Ладно, иди. Надоел. Я тебя больше не задерживаю.
— Обиделся?
— Очень ты мне нужен! Внешность у тебя обманчивая. Я думал, ты человек, а ты… Ладно, не хочешь от меня уходить, я от тебя уйду.
Но, видно, его что-то задело, и просто так он не хотел меня отпускать.
— А может, умоемся? — сказал он зло. — А то ведь умный такой, а ходишь по городу, как шпана. Лицо грязное, зареванное. Пойдем, пойдем. У нас аптечка есть, я в тебя валерьянки волью Уж очень нервные все мы стали. — Он хмыкнул и покачал головой. — Вот ты. Какое у тебя образование?
— Слабое. Ну и что? Что ты этим хочешь сказать?
— А я уже на третьем курсе. Понятно? Ты думаешь, если милиционер, так… Пойдем, пойдем!
Может, в самом деле умыться? Я провел рукой по лицу. Под ладонью зашуршало. Грязь, замешанная на слезах.
— Ладно, веди, — сказал я. — Угощай меня своим умывальником. Какая разница. Все равно жизнь пропала.
— Пропала! — Он засмеялся. — Я все думал, на кого ты похож. Потом сообразил: это же Витек. Прямо две капли воды — Витек. Братан у меня двоюродный. Тоже дурной такой. Я, когда ездил к ним в Воронеж…
— Куда? Куда ты ездил? — я схватил сержанта за грудки.
— В Воронеж. Да ты что? Совсем уже?..
— А как, как туда? Откуда?
— Что — откуда?
— Как ехать туда, с какого вокзала? Ты пойми, она ведь там. Там! Ты мой друг, ты брат. Дай я тебя поцелую! И что это мне втемяшилось, что ее город на «К»? Конечно, на «В»! Это же Воронеж! Сейчас же еду туда!
— На поезд опаздываешь?
— На поезд, дорогой, на поезд! — Опять мне попался хороший парень за рулем. — Причем, поверь, мой поезд отправляется один раз в жизни. И если я не успею…
— Понятно. Жму.
«В Воронеже тоже хватаю машину, — думал я, — и сразу же в милицию. В паспортный стол. Уж там-то должны знать, кто у них ездил в Болгарию. Беру адрес…»
Но в Воронеж я не поехал. Уже на вокзале, у билетной кассы, меня вдруг одолели сомнения: а Воронеж ли? Вроде буквы «ж» там не было.
— Ну, вы что там?! — Нервная кассирша чуть не выхватила у меня деньги. — Вам куда?
Я отошел от кассы.
Вологда, Витебск, Волоколамск… Что там еще? Да прорва! Прорва же…
Из вытрезвителя меня забрала Люсьена. Сначала я ничего не мог понять, а потом сообразил: наверное, они перебрали все телефоны в моей записной книжке, ответил только этот.
— Нэ-ехорошо! Ай, нэ-ехорошо!.. — Может, она подражает Эдите Пьехе, а может, у нее в самом Деле такой выговор. Часто ее принимают за иностранку.
Похоже, она с ними договорилась. Во всяком случае, отпустили меня без волокиты.
— Только никому ни слова! — предупредил я Люсьену. — Это со мной случилось первый и последний раз в жизни. Ладно?
Люсьена сказала, что ладно и что я должен ей помочь. В связи с отъездом Кости они решили всю самую ценную мебель стащить в одну комнату, а вторую вместе с кухней и прихожей сдать жильцам. Она-то все равно уедет во Львов. Жильцы уже есть — немолодая пара, очень приличные люди.
Люсьена рассказывала, как она их нашла и почему они хорошие. А мне было все равно. Мне только нравилось, что вот есть работа. Сейчас я буду таскать, носить. В это время можно думать. Ива-а-а-нка!..
Но что-то произошло. Что-то случилось со мной. Наверное, там, в вытрезвителе. Ведь вот только что, сейчас это было, творилось со мной. А кажется, что давно. Давным-давно, где-то в другой жизни.
— Кушай, кушай! Почэ-ему не кушаешь? — Люсьена выставила роскошный завтрак. — Может, рюмочку, а?
— Нет, все! С этим покончено.
Люсьена странная. Ходит она медленно, лениво. И делает все медленно. Но получается у нее почему-то быстро. Я даже не заметил, когда она успела настрогать все эти салаты. Творог сделала с чесноком, яичницу с бужениной. Я поковырял одно, другое.
— Мне бы чаю, — сказал я. — Покрепче.
— Конэ-ечно, конэ-ечно!
И через несколько секунд она выкатила из кухни тот самый столик на колесах. Действительно удобно. На нем стоял большой заварочный чайник, накрытый матрешкой. Разного цвета варенье в вазочках. Конфеты. Еще что-то.
Она ела не торопясь. А я пил чай. После третьего или четвертого стакана мне полегчало.
— Ну что, начнем?
— Да, да. — Люсьена помыла посуду, тщательно вытерла ее, расставила по местам. А потом сходила куда-то и скоро вернулась с двумя крепкими мужиками.
Правда, тут же оказалось, что один из них с радикулитом. После того, как мы сдвинули с места тяжелый арабский буфет, острая боль вошла ему в ногу, Люсьена дала ему рубль и отпустила.