— Тоже хорошая новость. Говорит, что у него все в порядке. Ты понимаешь, о чем речь?
— Машина, — сказал папа. — На «Жигули» он набрал давно. Но был вариант с «Нивой». Похоже, что выгорает. А сколько ему еще нужно?
— Всего ничего. Тысячу.
— Н-да, нахал! А с другой стороны… — Папа улыбнулся. — Хорошая машина «Нива»?
— Зачем она ему в городе? Это все равно, что ездить на тракторе. Не рыбак, не охотник.
— Пускай… А что ты вдруг заскучал? В конце концов, я сделаю так, что это тебя никак не коснется.
— Ну конечно, — сказал я, — куда уж нам? У вас, у Муромцевых, своя семья, свои заботы. — Папа поморщился. Ага, не нравится. Вот и держал бы при себе. — Знаешь, — сказал я, — Костя убежден, что у мама с этим… клиентом были чисто дружеские отношения. Их сближала работа. Как тебе нравится такая версия?
— Так же, как и тебе. Да и важно ли это? Ведь ты…
Мы не спеша шли домой.
— А вот странно. Когда-то Костя сказал мне, что ты меня не любишь. Его шутки. Но я другого не могу понять: уж если он все знал еще тогда, он запросто мог бы меня садануть…
— Нет, не мог бы.
Мимо прошло такси. Папа не остановил его. Хорошо идти пешком. Лето, народ. Какие-то две девицы оглянулись на нас. Одна была похожа на Иванку… Сколько их, похожих! А в Воронеже ее нет. И вообще ее нет нигде…
— Ты только не придирайся к словам, — сказал папа, — дело в том, что, в отличие от нас с тобой, Костя… романтик. Ты слышишь, что я говорю?
— Занятная гипотеза.
— А это не гипотеза. Вот ты считаешь, он скрыл от тебя. Ничего он не скрывал. Я могу пойти на ложь во спасение, ты можешь. А он — нет. И если уж он говорит — дружба, значит, он в этом абсолютно уверен. Как ты понимаешь, я с ним беседовал по этому поводу. Вернее, он со мной. — Папа улыбнулся. — Повел меня специально в ресторан. Кстати, о ресторане. Что-то есть хочется. Ты не находишь?
Мы уже дошли до нашей дачи и остановились у ворот. Домой идти не хотелось.
— А что если нам по мороженому рвануть? День такой располагающий.
— Хорошая мысль, — сказал папа. — И довольно простая.
В скверике, где у нас обычно летом стоят лотки, народу почти не было. Так, несколько мамаш с колясками. Мы взяли по порции пломбира, сели на теплую скамейку.
— Ты любишь ростовщиков? — Голос у папы был тихий. И хитрый.
— Обожаю, — сказал я. — Особенно, когда они не берут проценты. Есть такие — романтики. Правда, их становится все меньше.
— А я, как всякий интеллигентный, начитанный человек, — прямо ненавижу. Но вот так иной раз неплохо бы… Н-да! На короткий срок мне перехватить несложно. Но тут хорошо бы получить какой-то временной люфт. Форма у меня приличная. Я бы взял работу домой…
— А сейчас долги у тебя есть?
— Есть, но мало. Я на дачу брал. Хотел ремонтировать. Что-то разошлось по мелочам, что-то ему отправил. Вот ты говоришь, «Нива» — все равно что трактор. А я его понимаю. Вчуже, но понимаю. Едет он по Москве, — а под ним сила, мощь. Детское, конечно. Но ты вспомни, как в Благовещенске он бредил мотороллером.
— Угу! А вот скажи, тебя греет то, что Костя будет доктором наук?
— Вообще-то греет. — Папа задумался. — Но ты сейчас этого не поймешь. Смешно — когда мне сказали, что тебя хотят назначить помощником мастера, я так обрадовался!
— Серьезно? Вот уж не ожидал от тебя.
— Я и сам не ожидал. Когда касается меня, ты же знаешь. Но когда сын — это совсем другое.
— Надо же! А представляешь себе, если бы это был еще и твой собственный сын?
— Фу, фу! — сказал папа. — Нехорошо. Не надо больше об этом.
— Ладно, не надо. — Мне почему-то вдруг так жалко его стало. Хорошая форма? Какая там хорошая. До нее еще ого-го как далеко. Полечить бы его. Интересно, что у него с печенью?.. — Слушай, — сказал я. — А хочешь, я попрошу денег у Стаса?
— А? — Папа смутился и долго молчал. — Боюсь, что хочу, — сказал он наконец. — А это возможно?
— Проще пареной репы. Как только он приедет в Москву…
Но по подсчетам папы выходило, что Стас давно уже дома, примерно с неделю.
— Вот это номер! — сказал я. — Почему ж ты до сих пор не на работе? И что там у меня?
— Все нормально. — Папа сходил к лотку, купил еще по пломбиру. — Я был там, у тебя. Очень симпатично поговорили мы с Федором Степановичем. Пока что у тебя больничный лист. Потом остаток очередного отпуска. А у меня вообще отпуск за два года. Еще и махнуть куда-нибудь можем.
— Например? К Косте?
— Ну уж нет, — сказал папа. — Это ты меня уволь. — Он вдруг помрачнел. — Грустное дело — возвращаться в брошенные места. Да и глупо. Вот ты когда-то сказал, что я сел в поезд, идущий не в ту сторону. Все верно. Но понимать — это одно, а соскочить на ходу — совсем другое. Страшно. И чем дальше — тем страшней. А, ладно, думаешь, — доеду куда-нибудь. Земля-то круглая. Тебе смешно?