Лизка еще прибавила ходу. А я остановился. Пробежав немного, она остановилась тоже. Наугад, как мне показалось, выдрала несколько страниц из книги и швырнула ее в мою сторону:
— На, подавись!
Все правильно. Это был мой старый дневник. Это же надо!
Весь я взмок, хоть выжимай, грудь ходила ходуном. Парень в джинсах что-то кричал, смеялся. Но мне было не до него: надо посмотреть, что именно она выдрала. Чепуха. Последние страницы. Насколько я помню, там уже была чистая бумага.
Дневники бывают разные. Мой возник сам по себе, из простых хозяйственных записей: «Куплено: масло топленое — 0,8 кг, папоротник маринованный — 1,5 кг. Дров нет, уголь не горит. Сходить к…».
Потом, где-то уже ближе к середине, появляются записи смешанного характера: «Интересно, где это я могу купить малосольную кету? Неужели папа не знает, что она давно уже?.. Долго говорил с Васькой о чувстве юмора. Пришли к выводу, что у меня навалом, а у него нет совсем. Но это еще не значит, что он…»
А с появлением в моей жизни Лигии папоротник и кета ушли совершенно. «Она нахальная. Я все время а дураках. Но почему мне не плохо от этого? Ну, пошла она с кем-то… Хочется все ей прощать. А может, это кретинизм? Не упоминая Лигию, навести папу на разговор о такого рода взаимоотношениях…»
Лигия, Лигия. И еще раз она.
Обедать к старику я уже, конечно, не пошел. Листая на ходу пересохшие, ломкие страницы, с многими остановками я добрел до Амура, сел на пустых трибунах. Интересно, зачем они? Для водных праздников? Начиная от парапета высокой набережной, до самой почти воды, уступами, как на стадионе, шли разноцветные деревянные скамейки.
По близкому фарватеру, шлепая плицами огромного заднего колеса, прошел знакомый китайский пароход. Как ходил он здесь, так и ходит. Только, говорят, от кормы к носу его стянули стальным толстым тросом, чтобы не развалился. На палубе копошились синие одинаковые люди. Звучала музыка.
Я огляделся по сторонам. Высоко и вдали, на самой верхней скамейке, сидела толстая старуха с ребенком. А метров за тридцать от них, ближе к воде, какой-то нечесаный, одичалый скелет вкушал свою сиротскую четвертинку. Закуской служило пиво.
Вдруг он запел. Голос у него был чистый и совсем трезвый:
Молодец, подумал я. — сам себе компания. И мысленно стал подпевать. Старуха взяла на руки ребенка и демонстративно удалилась.
Да, да! Это уж точно, запоет…
Я читал дневник быстро, взахлеб. Светка Мокрина. Школа. Первый приход Саши… Некоторые страницы слиплись. Пришлось расклеивать их расческой.
Черт возьми, опять Лигия. Вот уж не предполагал, что она столько места занимала в моей тогдашней жизни. Настолько все забыто, затерто армией, потом московской жизнью, что, перевалив за половину, я стал читать свой дневник, как чужой.
А может, правда — чужой? С чего бы это вдруг у меня изменился почерк? Сроду я так не вырисовывал заглавные буквы.
Я быстро перелистал страницы. Так и есть! Сначала кто-то пытался подражать моему почерку, потом плюнул. Чья же это каллиграфия? Костя дурачился? Не может быть. И вдруг меня осенило: Лиза! В голове прокрутилось все с самого начала. «А мы вот с внучкой — Саяпины…» Я мою руки, она зыркает на меня.
Так… Что же она выдрала? Ничего особенного. Страниц семь-восемь. А накатать успела, по крайней мере, треть дневника. Ай да Лиза! Ай да внучка! Тоже мне, Жорж Санд!
Сначала она не только пыталась подражать моему почерку, но и как бы думала за меня. А дальше фантазия у нее разгулялась. Вот, оказывается, я подарил Лигии не только туфли, но еще диадему. Потом кулон и накидку. Интересно, где я мог брать деньги? Ага, ясно: папа у меня богатый. А я вроде принца… Кулон и диадема посланы анонимно. Ей принесли все это, когда она мыла пол. Мачехи дома не было.
Но почему мачехи? Ага, понятно: сказка. У меня уже появилась машина. Папа стал лауреатом. А Лигия превратилась в обыкновенную Золушку. Характер у нее золотой. От какого-то заезжего знаменитого злоумышленника она вдруг родила. Ребенок умер. Катаясь с Лигией на моей машине, я очень плакал по этому поводу и говорил, что мы с ней навек.
В изложении Лизы характер у меня был тоже золотой. Может быть, даже золотей, чем у Лигии. Но вот появляется Саша. Эта черная сила ломает жизнь Косте, потом папе. А потом и меня залучает в свою гибельную сеть. Куда подевалось мое ангельское сердце? Лигия-Золушка стала помехой на моем пути. Вот письмо к ней: «Лигия! Я пишу тебе, но не отсылаю. Все равно ты сейчас не поймешь. Но пройдут годы, десятилетия, мы станем старыми…»