Он выпил, и все мы тоже выпили. Я, правда, выпил не до конца, а только пригубил.
— Ху-ху-ху! Хорошо, — сказал Славка, хватая бутерброд с сыром.
— А ты что не пьешь? Боишься?
Женя повернулась ко мне, и ее лицо показалось мне знакомым.
— А чего бояться, — сказал я, — просто не хочу торопиться.
— Ха-ха! — сказал вдруг бородатый, тоже поворачиваясь ко мне. — Пей, мальчик, не порть компанию.
— Пей, пей! — сказал Гришка, улыбаясь.
Светка тоже улыбалась и смотрела на меня. Было такое ощущение, что все от меня чего-то ждут. В этот момент, если бы я умел, конечно, хорошо было бы пройтись на руках или сделать еще что-нибудь в этом роде.
— Нет, что-то ему пока не острится, — сказал Гришка, как бы извиняясь.
— А вообще? — сказал бородатый.
— А вообще посмотришь. Ему только раскачаться. Нечего человека торопить, времени у нас сегодня вот так!
Все, кроме Жени, почему-то рассмеялись, но уже не весело, а как-то так, как будто им было неудобно за меня. И разговоры вдруг пошли торопливые, громкие.
— Надо кофе пить, — сказал Гришка. — До Нового года еще целый час. Успеем завершить полный круг, а потом начнем все сначала. Женечка как бы там насчет кофе?
— А я хочу чаю, — сказала Лигия.
— Можно и чаю. Сейчас все будет.
Женя пошла на кухню, и я, допив свою рюмку, тоже пошел за ней.
— Хотите, я вам помогу? Я все умею.
— Ишь ты! — Женя посмотрела на меня с презрительным удивлением. — Чего это ты мне выкаешь? Разве я старуха?
— Да нет, это я просто так. Давай я тебе помогу. Ты умеешь кофе варить?
— А чего тут не уметь?
— Э-э, нет, — сказал я. — Варить кофе — большое искусство. Я по напиткам всегда с прибытком.
Я вспомнил, как бородатый колдовал у нас на кухне, и смело пошел по его стопам. По его рецепту был заварен чай со щепоткой соли. Потом я намолол кофе. Под руку мне попались маленькие аптекарские весы. И я стал делать вид, что развешиваю сахар и кофе по какому-то сложному рецепту. Женя смотрела на меня с интересом.
Когда кофе сварился, мы пошли в комнату. Женя — первая, а я за ней.
Пока мы были на кухне, в комнате все переменилось.
Слава держал Лигию за руку и, чуть покачиваясь, читал ей стихи, которые вот уже полтора года он читает на всех вечерах:
Светка одна сидела на диване и перелистывала какую-то книжку. Бородатый и Гришка сидели за столом и шумно беседовали.
— Есть чай, — сказала Женя.
— И кофе, — сказал я.
— К черту, — сказал бородатый. — Давайте веселиться. Где музыка? Я хочу танцевать. Лигия, иди сюда!
Гришка вздохнул и пошел включать магнитофон.
Заиграла музыка. Это была та самая джазовая лента, которая, сколько я себя помню, кочует по всему городу. В каждом доме она, и в ресторане ее играют, и даже иногда на улице.
«Марина, Марина, Марина», — и так далее.
Слава пошел танцевать со Светкой, Гришка с Женей, а бородатый с Лигией. Бородатый все время шептал Лигии что-то на ухо, она смеялась, смеялась, а потом покраснела вся и стукнула его по лицу. Бородатый даже не поморщился. Он встал перед Лигией на одно колено, проговорил что-то, и они опять стали танцевать.
«Марина» кончилась, и тут же началась опять. Танцу не видно было конца. Сначала я с интересом смотрел, как кто танцует, а потом мне стало скучно, и я опять пошел на кухню.
Там было темно, и в большом голубоватом окне было видно, как идет тихий, медленный снег.
— Родя! Родька! Ты здесь?
Я обернулся. В дверях стояла Светка.
— Ты не мог бы меня проводить? Я плохо себя чувствую.
— А где Славка? Он не хочет?
— Я не хочу. Пускай себе танцует с этой Лигией. Неужели она такая красивая? Как ты считаешь?
— Ничего. Средняя.
— А почему же все так около нее увиваются?
— Не знаю. Ты поэтому уходишь, да?
— Нет. Просто мне скучно. Пойдем, я недалеко живу. Потом вернешься. Как раз к двенадцати часам поспеешь.
— Ты в самом деле хочешь уйти?
— Вот уж действительно! Не хочешь, не надо, я и сама доберусь.
Она прошла через коридор к вешалке и стала одеваться.
— Погоди!
Я тоже стал одеваться.
На улице было хорошо. Шел снег. Ветра не было совсем.
Мы шли, и я чувствовал, что Светка хочет, чтобы я ей что-то сказал. Но я не знал что. Да и вообще не хотелось говорить. Молча мы дошли до Светкиного дома. В окнах ее квартиры горел свет, слышалась музыка.