- Ну, чего ты смотришь, - строго сказал он женщине. - Дай же ей, видишь, проснулась!
Женщина разрезала пополам ломоть хлеба, положила и тщательно размазала сверху немного тушенки и отнесла девочке. Та сразу совсем очнулась, схватила хлеб обеими руками и приоткрыла узенькие спросонья, веселые серые глазки. Откусила, подставив снизу ладошку лодочкой, чтобы чего-нибудь не уронить, стала есть. Глаза у нее опять сейчас же почти закрылись.
- А мальчишкам? - спросила она и, не оглядываясь, толкнула локтем брата.
Маленький выполз из-за ее спины и с сонным любопытством снизу заглянул ей в рот. Старший тоже проснулся и смотрел, но не шевелился.
Федотов торопливо намял на два ломтя сверху тушенки и подал их матери. Та в двух руках осторожно отнесла к печке и раздала мальчикам.
- Спасибо, - стеснительно сказал старший и спрятался в темный угол.
Пока дети ели, женщина спокойно сказала солдату:
- Да ты выпей еще, ведь тебе хочется. - Но он даже не посмотрел в ее сторону, сидел, уставясь на огонь лампочки.
Дети наелись, повозились немного и, пошептавшись под одеялом, снова затихли и уснули.
- Ну что ты мне хотел говорить, чтоб я тебе не верила? - спросила женщина.
- Иди ложись, устала, наверное.
- Это как же: верить тебе или нет?
- Верить. А я еще посижу, покурю. - Он достал бутылку, вылил остаток в кружку, выпил и закусил кусочками хлеба, вминая их в соль, осыпавшуюся с куска сала.
Она ушла за занавеску. Еще слышно было, как она снимает курточку, как звякает о табуретку пряжка пояса. Потом только тихо шуршала, и несколько раз шевельнулась занавеска, отодвинутая локтем. Мягко захрустел сенник, женщина легла и сказала:
- Спокойной ночи.
Федотов курил, глядя на огонек, и все думал и вдруг рассмеялся почти беззвучно, с закрытым ртом.
- Что ты? - сейчас же чутко спросила женщина.
- Бурчит!.. - насмешливо сказал Федотов и опять рассмеялся про себя. Он слегка захмелел. - Не понимаешь? В пузенках ихних бурчит, поняла? Налопались и забурчали. Выдающийся я идиот своей жизни! Ну скажи, пожалуйста, куда это меня заносит? Я же в деревню шел. Я бы сейчас был бы давно уже пьян, пирогов бы паперся и спал на печи без задних мыслей. А заместо такого превосходного удовольствия я вот тут сижу и слушаю буркотню в пузах у твоих рыжих чертенят. Дурак я или нет?
- Дурак, конечно... А я рада даже, что поглядела, какой ты бываешь, когда выпьешь...
- А какой? Свинья не свинья, человек не человек, так что-то...
- Нет, ты как ребенок делаешься...
Девочка поднялась, сползла на животе задом с печки, подбежала к двери и затопталась на месте.
- Ой, темно там, боюсь...
- Сейчас встану, погоди!
- Беги, - сказал Федотов. - Я выйду, в дверях постою.
- Шкорей только, - сказала девочка. Она выбежала, а Федотов следом за ней вышел, захватив с собой пустую бутылку. Отойдя подальше, он зашвырнул ее в реку. Девочка вперед него вскочила обратно в избу, прошлепала босыми ногами по полу, нырнула за занавеску и залезла к матери под одеяло.
Федотов сел на лавку, стянул через голову гимнастерку, швырнул ее на табуретку и опять рассмеялся.
- Можно гасить электричество? - насмешливо пробормотал он чуть хмельным голосом. - Ну что ж, это все правильно, очень даже распрекрасно!
Женщина поправила одеяло, повыше укрыла девочку и бережно обняла ее тонкой, загорелой до локтя рукой.
Утром, сквозь сон, Федотов слышал гудение пылающего хвороста в печи и запах печеной картошки.
Ему припомнилось все вчерашнее, и все теперь показалось как-то неловко, предстало в другом, таком скучном свете, что даже глаз не хотелось открывать.
Кто-то, сдерживая дыхание, сопел над самым его лицом, потом маленький палец притронулся к его веку.
Девочка приоткрыла пальцем ему глаз и сказала:
- Не шпит!
Он увидел у самых своих глаз веснушчатый нос и внимательные серые глаза.
- Вштавай картошку ешть! - весело сказала девочка.
Федотов нехотя сел, протянул руку и не нашел гимнастерки и брюк на табуретке.
- Еще не прошохли... - объяснила девочка и показала на веревку, протянутую около печи, где висела его одежда, совсем мокрая.
- Это кто же это устроил? - с раздражением, чуть не с отчаянием закричал Федотов. - Что за глупости такие!
Девочка испугалась, торопливо стала объяснять:
- Мы тебе поштирали, ты не жлишь, они вышохнут... - И так как он молчал, стиснув зубы от досады, она с фальшивым сочувствием вздохнула: Тебе шегодня нельзя уходить. Жавтра вышохнет. Хорошо?
Федотов рывком запахнул на себе шинель, надетую поверх белья, натянул сапоги и сел, угрюмо привалившись спиной в угол, глядя, как вода с гимнастерки капает на пол.
- И кто это вас просил? Зачем вы это сделали? А?..
- Ну, я говорил, говорил... маму надо сначала спросить, - с раскаянием сказал старший мальчик.
- Чертенята, - пробормотал солдат.
- Ну вы-шшохнут! - плаксиво протянула девочка.
Немного погодя в избу забежала мать, раскрасневшаяся и оживленная после работы на перевозе.
- Вот, погляди, - сказал Федотов. - Твои что натворили, оставили меня без порток сидеть!
Женщина метнула глазами на сохнущую одежду, на ребят и всплеснула руками, прикусив губу.
- Кто это сделал? - угрожающе спросила она, и девочка безутешно разрыдалась.
- Мы все, - твердо сказал старший. - Мы все помогали, - и с отчаянием посмотрел прямо в глаза Федотову.
- Ладно, - морщась сказал Федотов. - Все равно бранью штаны не высушишь. Ты же мне говорила, что картошка поспела, так давай. Ну!
- Не хочу! - отталкивала его руку девочка.
Через минуту все улеглось, и они сидели все за одним столом. Очень смешно - как одна семья. У Федотова оставалась еще банка консервов. На обертке в красках были изображены сосиски в натуральную величину. Он вскрыл ее ножом и вывернул сосиски в миску.
- Тебе самому на дорогу нужно, - сказала женщина.
- Э-э, - сказал он. - Мне только до деревни, там я сыт, пьян и нос в табаке.
Мокрую одежду повесили перед огнем. Женщина, чтоб успокоить его, сказала, что немного погодя все можно будет подсушить утюгом. С перевоза закричали, вызывая паром; женщина ушла, доедая на ходу, и Федотов остался один с ребятами.
Он устроился перед огнем, чтоб следить, как идет сушка его мокрого обмундирования. Ребята столпились вокруг. Оба маленькие стояли рядом, привалившись к нему с двух сторон, а старший с готовностью отвечал на все его расспросы, очень подробно и толково. Все они чувствовали себя виноватыми и теперь немножко подлизывались, и, видно было, старались ему понравиться изо всех сил.