— Да что случилось? — не выдержал Гурин.
— Да што… В тот день как раз выпал снежок. Ну бабы, известное дело, стали собирать его, топить. Снеговая вода — для стирки, голову помыть… Ну и Павловна тоже. Один тазик набрала, отнесла. Другой. Спешит запастись, пока снег не растаял. И осклизнулась на порожке. Упала прямо на чищелку, что обувь чистят у порога, и сбрушила себе ногу. И я тут как раз после купели. Побег к соседу, по телефону «скорую» вызвал. Быстро, правда, приехала. Увезла Павловну. Тогда уже сам разулся, стал сушиться. А вечером пошли в больницу проведать Павловну. Все хорошо, обошлось. Уколы вовремя сделали.
— Прихрамывает до сих пор, — сказала Неботова, — увидите.
— Да, прихрамывает чуток. Но это пройдет.
— Ничего не писала, — покачал головой Гурин. — Скрыла. Ну а вы как, не простудились?
— Не! Никакая холера не взяла! Вгорячах, наверное, потому што.
— Сколько у вас детей, дядя Федя?
— Скоро на руках пальцев не хватит!
— На твоих уже давно не хватает, — пошутила жена.
— Человек десять?
— Не. Восемь… — не совсем уверенно проговорил Неботов и оглянулся за поддержкой к жене.
— Во! — толкнула та в плечо мужа. — Да чи правда — забыл, сколько? Девять же!
— Дак то с Терешкой, я его уже не считаю. Тот, так бы сказать, уже на своих харчах.
— «На своих»… — не согласилась Неботова.
— Ну а куда ты денешься, Кузьмич? — обратился Неботов к Гурину. — Свое ж дитя, правда? А в городе ж все купи, все купи. Приедут, мать нагрузит им в сумку из погреба — поехали, довольные. Это, так бы сказать, и не считается.
— Кабы б только из погреба. Квартиру им помогли купить.
— Ну помогли, ну что? А куда ты денешься? — развел руками Неботов, ища у Гурина сочувствия. — Жить же людям надо. Кооперативную купили. Ничего квартирка. А теперь вот забота — Сеньку женить. Совсем парень с панталыку собьется. Попивать стал. Тут вот недавно аварию сделал, права у него отобрали — выпивши за руль сел. Ну что делать? Взял я четвертной в зубы, пошел, принес ему права. Ну а женить — надо ж и хату, чтобы оно сразу у них, так бы сказать, по-самостоятельному дело пошло. Надыбал домик, может, сторгуемся.
— Все надо, все надо, — вздохнула Неботова.
— Ну, а куда ты денешься? Если б ничего не надо было, так и жить тогда незачем, и интересу, так бы сказать, никакого не было б. Верно, Кузьмич? — Довольный своей речью, Неботов засмеялся. — Еще по одной? — Он поднял на уровень глаз бутылку, качнул: — Да тут больше и не будет.
— Ты не пей, будя. — Неботова отодвинула от мужа стопку. — Тебе скоро идти справляться — скотину кормить…
— Ничего не будет до самой смерти! — проговорил Неботов и снова засмеялся. Налил Гурину до краев, остаток выплеснул в свою стопку. — Ну, вот. Поехали.
Неботова не возражала, смотрела на мужа, ласково улыбаясь. Подвинула Гурину тарелку с мясом.
— Так ничего и не скажете — не понравились, наверное, самоделковые консервы? А нашим нравится — как холодец получилось.
— Все очень здорово, теть Катя! Очень здорово. — Он потянулся вилкой к холодцу, долго тыкал ею в мутное желе, пока нащупал кусок мяса. Перенес его в свою тарелку и забыл о нем. Помолчав, неожиданно спросил: — Ну а мать наша как тут живет?
— Павловна? — уточнил зачем-то Неботов и обвел глазами комнату, словно взвешивая все. — Ничего живет.
— Она вами довольна, — сказала Неботова, — хвалится.
Гурин поморщился.
— А что? Есть чем. Другие вон совсем отца-мать забывают…
— Ничего живет, — повторил Неботов. — Да много ли старому человеку надо? Это молодым — другое дело. Вот Терешка наш. Он работает, жена, получают втрое больше, чем я, а не хватает. Я тебе, Кузьмич, так скажу: денег — их сколько ни дай — все одно не хватит. Это ж дело такое, так бы сказать: больше денег — больше расход…
Разговор о матери не получился, свернул куда-то в сторону. И то, что Неботов сказал его же словами — много ли старухе надо, — Гурина покоробило, будто Неботов передразнил его.
Проснулся Гурин от неумолчного переругивания воробьев и синиц в палисаднике. Сквозь щели в закрытых ставнях с улицы били упругие струи солнечного света. Косые лезвия лучей разрезали комнатный мрак на причудливые треугольники, мириады пылинок совершали в них свой беспорядочный танец.