Иван Черный вывернул из Гаврюшкиных рук кол, забросил в загородку. А Гаврюшка все еще бушевал и вырывался из материных рук, но мать все-таки пересилила, повели они его с Иваном к нам в хату. Растрепанная, заплаканная и перепуганная мать металась по комнате, ругала Гаврюшку:
— Што придумал! Што придумал! Очухалси! А где ж ты вчера был? Где ты нынче утром был? Досиделси, характер свой показывал… Вот и получай теперь…
— Убью-ю! — грозил кому-то Гаврюшка. — Это все Гришечка да Маришечка устроили! Побью гадов. Рази ж они отдадут за меня? Это ж нэпманы, куркули… Ишь, хозяйство развели — уже двоих коней имеют, лобогрейку! Им же работник нужен, батрак. А рази я буду на них работать? Да на чертей они мне сдались! Я — рабочий человек…
— Э, вспомнил, — махнула мать. — Они ишо летом и коней продали, и от земли отказались.
Но Гаврюшка не слушал ее, продолжал свое:
— Убью гада! Отдали Ленку за Степана… Всех порешу!..
— Уходить вам надо… — умоляла мать, обращаясь к Ивану. — Уходить. Вернутся от венца — беда будет, смертоубийство.
Дошли до Ивана материны слова, сообразил он, стал Гаврюшку уговаривать:
— Ладно, Гаврюш, ну, што там… Ишо лучше засватаем…
— И засватаем! — поднялся Гаврюшка. — Спужали! Да я хоть сейчас пойду и засватаю эту сатану красивую — Липочку Чуркину! Хочете? — обвел он всех нас пьяными глазами. — Ну, хочете? Пошли, Черный! Пошли на станцию, у клуб — Липочку сватать!
— Веди его, веди куда-нибудь, — шептала мать Ивану, — огородами веди, штоб свадьбу не встретить.
Повел Иван Гаврюшку. И когда они уже скрылись за садом, мать облегченно перекрестилась, закрыла зачем-то дверь на засов, села в кухне, затаилась. И меня не пустила досмотреть свадьбу.
А на другой день, чуть только развиднелось, мать печку растапливала, — бежит Ленка к нам. Как чумная, прямо с порога кинулась к матери, упала ей на грудь, заплакала в голос:
— Ой, тетечка Нюрочка, што я наделала, што я наделала?! Как теперь я буду с нелюбым жить, век вековать? Я думала понарошку, попужать хотела Гаврюшу, а оно все взаправду вышло… Ой, што я наделала, што я наделала!
Мать стояла, разведя в стороны черные от угля руки, боялась испачкать Ленку. Смотрела на ее голову у себя на груди как-то холодно, безучастно.
— Че уж теперь плакать, — проговорила мать сухо. — Напужала, дальше некуда. — Она отстранилась от Ленки, взяла тряпку, стала вытирать руки. А Ленка уткнулась себе в ладони, рыдала и причитала.
И тут заходит в хату Ленкина мать — сердитая, напустилась на дочку.
— Бесстыжая, што люди скажуть? А ну, пошла домой. Теперь уж нечего в пустой след выть. Все. — И к матери: — Муж жене от бога даден — они повенчаны. Не мы, сами виновати…
— А вас никто и не виноватить, — сказала мать. — Што это вы будто оправдываетесь?
— Ну так и нечего теперь. — И опять к Ленке обернулась: — Пошла домой, живо! Не страмись.
— Да што ж тут страмного? — обиделась мать. — Чи она к Гаврюшке прибегла? Чи, можа, я мужик?.. — мать усмехнулась.
— Ишо чего не хватало! — взвизгнула тетка Маришка, присела даже, будто ноги подкосились, заглянула Ленке в глаза. — К Гаврюшке! Все теперя! Кончилось. Забудь Гаврюшку. Иди, кажу тебе, домой и выкинь дурь из головы. — Подошла, силой повернула Ленку к двери, стала толкать ее в спину. Не поднимая головы, Ленка покорно пошла из хаты.
3
Гаврюшка больше на нашей улице не показывался.
А вскоре пошли слухи, будто он зачастил на пристанционный поселок и будто видели даже, как он провожал из клуба Липочку Чуркину.
И все стали завидовать Гаврюшке и хвалить его. Говорили, если Гаврюшка женится на Липочке, он здорово отомстит Ленке, которая польстилась на какого-то Степку и поторопилась выйти за него замуж. И чувствовалось, что все очень хотели, чтобы именно так и было. Пусть, мол, после Ленка покусает себе локти: вон какую красавицу отхватит Гаврюшка, не чета Ленке.
Видеть Липу мне никогда не приходилось, но о красоте ее ходили легенды, и поэтому я тоже стал гордиться Гаврюшкой и думать с презрением о Ленке. Про себя решил: если Паша выйдет замуж за Федора Баева, я отомщу ей таким же образом: женюсь на Липочкиной сестре. Однако после выяснилось, что сестры у Липы нет, и Паша так и осталась неотомщенной.
Узнав о Липочке, приподняла голову и мать моя. После Ленкиной свадьбы она совсем приуныла, сердилась, если кто-то начинал разговор о Гаврюшке, стыдилась, будто это ее, а не Гаврюшку отвергла невеста. А тут повеселела. А когда ей кто-то в рабочем поезде показал Липу, она потом не могла наговориться дома, рассказывая соседским девчатам о ней. И какой у нее носик, и какой ротик, и как на ней беретик сидит — все приметила, все рассмотрела, все ей понравилось. Даже то, что она подстрижена и без косы, расценивалось матерью как Липочкино достоинство, хотя раньше она часто повторяла услышанные где-то слова: «Долой девушку с бараньей головой, здравствуй, девушка с косой!»