— Реформы должны начаться быстрее и радикальнее. Сам вектор правильный, без изменений не обойтись. Думаю, как-то так.
— Ничего не получится. Для СССР такая политика смертельная. Страна прекратит свое существование.
Двое резко уставились на меня.
— Что? — Сергей растерялся, пытаясь понять, издеваюсь я над генсеком, коммунизмом или Иваном.
Услышав, какого мнения этот парень о новой политике, решил пойти в ва-банк. Мне хватило одной минуты и нескольких озвученных мыслей от Ивана, чтобы признать за ним трезвое восприятие положения в СССР. На фоне тотальной пропаганды его слова как контрастный душ, не освежает, а именно взбодряет.
Я повторил заявленное и добавил, что можно пойти другим путем.
— Андрей, ты думай что говоришь, — шикнул Сергей. — Что за апрельские тезисы Ильича? У стены уши покраснели. К комитетчикам не хочешь заглянуть на чай?
— Громкое заявление, но интересное, — Иван придвинул стул поближе, отложив тарелку со шпикачками на потом. — И много таких мыслящих у вас в комсомоле?
Провокационный вопрос. Если Иван нормальный человек, то это можно расценивать как запрос на единомышленников. Если же у Ивана сотрудничество с органами, то налицо попытка выяснить количество диссидентов. Нужно вырулить на более безопасное поле:
— Я говорю за себя. У нас сугубо товарищеская дискуссия. По-ленински вскрываем недостатки.
— Вскрывать недостатки в политике высшего руководства страны — это очень смело.
— Как есть.
Иван несколько продолжительных секунд молчал, а потом словно довольно хмыкнул. Он взялся за шпикачки, ел не очень аккуратно, из-за чего капли жира падали на девственную ткань скатерти; расслабился и Сергей, тоже решивший «добить» сосиски. Я же тыкался в салате, со стыдом понимая, как поставил их в неловкое положение своей выходкой. Черт меня дернул сказануть такое! Но он первый, кто попался мне с такими выводами. Уж лучше иметь под рукой реалиста, как Иван, чем вынужденно соглашаться с мнением на всех собраниях.
Наконец, Иван заговорил:
— Знаешь, Сережа, интересный у тебя знакомый. Жаль, что раньше не был знаком с таким Андреем. Помнится, ты говорил про одного Андрея, балагура из золотой молодежи, но что-то картина не сходится… Смелых людей у нас много, но передо мной сейчас настоящий герой. Чтобы в «Праге» такое высказать, нужно быть беспримерно храбрым. Или идиотом.
— Он замечательный комсомолец, Вань.
— Верю. В субботу отец устраивает вечер для друзей. Будут и важные люди. Наверху началось сильное движение, мы можем к нему примкнуть. Я готов пригласить вас. Но требуется обязательство.
— Какое? — спросил Сергей.
— Не пороть откровенную чушь. Вы — коммунисты. Такие разговоры могут быть только между нами. Вас ждать?
Где-то в глубине сознания родилась вдохновляющая своей сакральностью мысль, будто сейчас, за этим ресторанным столиком в «Праге», оформляется нечто важное, глобальное и судьбоносное. Внутри сжималось напряжение — в один вечер может измениться будущее. Если не сейчас, то потом будет гораздо сложнее, возможно, что окно возможностей закроется, и тогда останется лишь прожить оставшиеся годы в теле «Андрея Ивановича».
Нужно ли мне вступать в схватку с историей? Я секунду колебался.
— Мы будем, — ответил за себя и Сергея.
Иван удовлетворенно кивнул.
На улице темно и холодно. Попрощавшись с товарищами, я сел в машину, попросил Леонида везти домой и взглянул на часы. Одиннадцать вечера. Виктория Револиевна уже вся на нервах, завтрашнее утро начнется с расспроса. А от неё раздраженностью заразится и Григорий.
Леонид юрко двигался по Ленинскому проспекту, а я погрузился в размышления.
Надо же. Однажды в Чехословакии попытались сделать социализм с человеческим лицом. Символично, что мне достался невероятный шанс изменить ход истории в «Праге». У Горбачева апрельский пленум, а у меня пражский. Дубчек-реформатор, несчастная душа, пытался и обрек себя на личную трагедию. Теперь моя участь?
Я невольно захмурился. Может всё-таки пережить в комсомоле номенклатурные годы? К концу Перестройки легко «перестроиться» в числе первых коммерсантов. Много денег, много счастья, думать об ипотеке не придётся. Стану олигархом. У фриканутого Маска столько власти было! Провального реформатора ожидает вечный суд — и после смерти камнями будут забивать.
Но такой сценарий не решает самого главного — не предотвращает войну. Конфликт станет неизбежным, если всё повторится точь-в-точь. Моя олигархическая жизнь вряд ли станет фактором турбулентности в историческом процессе, повлиять на исход в 2028 году будет крайне сложно. К тому же нет никакой ясности, какими средствами прийти к достижению цели? По-коммунистически? По-социалистически? Да здравствует социал-демократический СССР? Или либертарианским дрифтом по 300 миллионам советских граждан, чтобы всех превратить в атлантов свободного рыночка?