Текст в плане — абсолютная тошнота. Это же надо было так надушить? Нет, серьезно, я не придавал значению этому раньше, но что за потребительское отношение к нам? Трудовые подвиги. Ха. Это из стахановской эксплуататорщины?
Перечитывая раз за разом план, я чувствовал некоторое оживление в себе, даже потянулся за водой, выпил три стакана, чем несказанно порадовал улыбающегося Сергея, сидевшего напротив меня. Этот документ меня бесил, потому что чувствовалось, что в нем нет никакого интереса к народу.
— Андрей Иванович, вам слово.
Я поднял голову. Этот Мишин, который здешний босс, выжидательно смотрел на меня. Отлично. Теперь придется всерьез это всё читать?
— Эм, дорогие товарищи… У меня вот на руках перспективный план, который я хочу здесь зачитать.
Мишин нахмурился. У Сергея глаза горели весельем, он уже почти улыбался. Я прокашлялся, исправил осанку, заговорил:
— Советская молодежь — гордость нашей страны. Комсомольская школа готовит борцов за коммунизм, преисполненных великим делом, начатым товарищем Владимиром Ильичем Лениным. В своей речи товарищ Константин Устинович Черненко, Генеральный секретарь ЦК КПСС, призывал нас, молодых коммунистов, по-ленински жить, работать и бороться. В этом содержательно будет строиться наш план пропагандистской и агитационной работы…
Я читал, все слушали, а Мишин становился всё чернее и чернее. Когда мне удалось всё-таки завершить это трехстраничный гайд по убийству всего живого в голове, он встал, походил кругом и внезапно заявил, что план откровенно плох. Что в нём совершенно не упомянут вклад комсомольцев в БАМ, что все общесоюзные стройки потеряны из виду, что на кону сорокалетний юбилей Великой Отечественной, а в плане об этом оговорено на две-четыре строчки, что нужно усилить боевитость в задачах, и вообще — недостаточно проработан и просто сух.
«Это план-то сух? — пролетело у меня в голове. — Ну, теперь я начинаю потихоньку понимать, чем был застой».
— Разберитесь с планом, решите в самое ближайшее время, товарищ Озёров, — у босса всех комсомольцев стиль управления командой вызывал во мне рвотное чувство. — Совещание закончено.
— Ну, товарищ Озёров, не всё так плохо вышло, — сказал мне Сергей, заведя обратно в кабинет. — Вот, Татьяна, забирайте. Вернул под ваши рученьки. Ты, как поправишься, поедешь со мной в «Прагу»?
— Отец мне сказал, что я невыездной, — в голове сразу вспомнилась его первая реплика.
— Что? — смутившийся великан вскоре разразился смехом. — Ты точно чудак сегодня. Я про ресторан!
— Если только завтра, — чтобы случайно не обидеть Сергея, предложил сдвинуть встречу.
— Бывай тогда.
Мы попрощались. В моем кабинете никого не оказалось. Татьяна аккуратно положила стопочку черных таблеток, графин освежила, освободила окна от штор. Солнце после снегопада пускало лучи внутрь. Я скомкал три листа с планом, кинул их внутрь стола, лишь бы не видеть эту ненавистную скуфскую бумажку.
Эта встреча дала мне нечто… особенное? Впервые отвлекся от бесконечных дум, что со мной произошло. В первый раз мой ум сосредоточился на чем-то из этого мира, не прибегая к катастрофизации. Я сидел в кресле, пытаясь сберечь это эмоциональное состояние. Слишком много потрясений в моей жизни за столь короткий срок.
— Андрей Иванович, вам что-нибудь принести? — Татьяна улыбчиво, с состраданием встала напротив моего стола.
— А что можно?
— Чай, кофе.
Вежливо попросил кофе. Татьяна, опять почему-то смущенная, ушла, вскоре принесла напиток, оставила меня наедине с собой. В черном кофе подкреплялось состояние оживления.
Наверное, я всё-таки жив.
Глава 3
Привыкание
— Ты дурачок? — Виктория Револиевна наносила макияж и одновременно смотрела на меня через зеркало. Попытка мягко выяснить, какой есть ресторан «не для всех», провалилась по собственной глупости. Безопасных источников информации, чтобы не подумали, будто у меня амнезия, очень мало, и эта женщина как раз из них. — Кто из нас по таким местам чаще ходит?
— Ну хорошо, мам, назови тогда самый недоступный. Вдруг есть особенный, по спецприглашению.
— «Интурист»? Сына, ты забываешь, что папа не член Политбюро. Да и зачем тебе показуха? Опять пакостничать собрался? Боже, если тебя привезут на скорой, как в тот раз, я этого просто не вынесу. Или, может быть, всё-таки случилось… — она затихла, перестала причитать, а потом обняла за плечи. — Неужели Лира сумела покорить твое неприступное сердце? Мне следует закричать от радости?