— Поместится. Беги на склад к химикам, получи дымовую шашку. Знаешь, как в кавалерии: шашки к бою! Понял? Газуй. Володя? Кэль сюда. Баки заправишь наполовину, подвесишь одну пятисотку. Кто из вас пиротехник? — Четушкин торопился. И никто не спрашивал, куда торопился. Так знали: на смерть, считай.
— Пиротехник!
— Здесь.
— Поживее откликаться надо. Протянете пиропроводку под левый мотор. Вовка! Бомбу пусть на левую кассету вешают. Не на левую, а на правую! Заболтался, блин. Старшина Петров! Отставить! Стрелок!
— Слушаю, товарищ лейтенант!
— У тебя каллиграфия хорошая, из писарей, кажется, перешел к нам. Хватай белую эмаль и вот здесь вот: «За капитана Скородумова!» И чтобы с восклицательным знаком. Вы с Витькой не полетите.
— Почему?
— По кочану. Выполняй приказание.
На операцию стратегического значения в масштабах фронта Четушкин вызвался один. И ему разрешили. Мост должен быть во что бы то ни стало взорван.
Забрался Иван Прохорович в поднебесье, покружился над немецкими тылами, сжег половину бензина, развернулся обратно и с плавной потерей высоты ковыляет на малом газу. Перед мостиком выключил левый, задымил под ним шашку. Правый мотор ревмя ревет, на высотомере триста метров. А зениток по берегам, что оглобель в чумацком становище. Немчура хоть бы из автомата пальнула. Провожают ухмылочками падающий русский бомбардировщик. Над рекой включил Иван Прохорович второй мотор, довернул чуточку и ухнул. Самолет аж взрывной волной качнуло. Ах, ах, фаер, фаер — нет моста.
Сел Летучий Мышонок подозрительно. Не на три точки с почерком, а с козлиными подскоками. О таких посадках говорят: ударил аэропланом по земле. Укатилась шестая в конец полосы, стоит, тарахтит. Рулить на стоянку нужно, не рулит. Значит, что-то с пилотом.
Сорвалась со старта дежурная скорая помощь, за санитарной пожарная машина, машина командира дивизии, «виллис» замполита. У кого машин нет, так бегут.
Врач дюралевую стремянку к плоскости, и только полы халата трепыхнулись. Отодвинул черепаху, подержался за пульс и спрыгнул. Снял чепчик с крестиком, лицо вытирает, а руки трясутся и нижняя губа дергается. Врач молоденький, живой смерти еще не видел. Кто-то начал уже фуражку снимать.
— Докладывайте, — не вытерпел Орехов.
Младший лейтенант медицинской службы кинул чепчик на голову и с запинками:
— Глубокий обморок, по тому что… ввиду общего перенапряжения организма. Устал он, товарищ генерал-майор.
Четушкин очнулся, увидел генерала и заторопился из самолета. Все еще бледный, маленький ростиком, он, как получивший пятерку ученик к отцу, подошел к командиру дивизии ближе предусмотренного уставом.
— Задание выполнено, — и улыбнулся.
— Где же ваш парашют?
— А не понадобился бы.
Генерал опустил голову перед большим сердцем маленького летчика.
— Есть кто-нибудь из пилотов? Отрулите самолет на место. А вы, лейтенант, поедете со мной.
Полковник тоже сел рядом с Четушкиным. Отъехав немного, Василий Дмитриевич обернулся назад.
— Отправим вас в отпуск на месяц.
— Мне не к кому ехать.
— В дом отдыха ВВС. Посмотри, на кого ты похож. Глаза хоть шилом доставай.
— Воевать надо, не по курортам раскатываться.
— Что лучше: или ты не сегодня-завтра уронишь самолет, или через месяц…
— Так у меня же еще трое суток отсидки.
— Взыскание я снимаю, — полковник помолчал. — Но смотри, что ты натворил с этой дурацкой выпивкой. Ходил по гарнизону потом, на кого-то даже драться лез.
— Убей, не помню.
— Видишь. Сейчас бы вот можно было нам с Василием Дмитриевичем к Герою тебя представить. И заявление в партию подал.
— Лучше в партию примите.
Остаток дороги молчали все трое. У экипажной «виллис», вильнув задком, встал. Четушкин открыл дверцу. Полковник тронул его за плечо.
— Первая рекомендация моя.
Иван Прохорович растерялся и так и ничего не сказал на это. Даже откозырять позабыл.
Через полмесяца Четушкин явился как огурчик из дома отдыха. Доложил новому комэске о прибытии.
— Тебя же на месяц отправляли.
— Так точно.
— Удрал?
— Выгнали.
— За что?
— Тут, должно быть, написано, — и подает пакет под сургучами.
— Командиру соединения. Эскадрилья же не соединение. Иди к Орехову.
Василий Дмитриевич, выслушав доклад лейтенанта, только головой покачал.
— Признаться, позже я тебя и не ждал. — Генерал достал сопроводительную, быстро прочел ее. — Выгнали? За нарушение санаторного режима.