Орехов выслушал доклад, но вместо того, чтобы поздороваться и дать «вольно», принялся рассматривать небо.
— Фриц где-то жужжит.
— А вон он, товарищ генерал-майор, — Четушкин так старательно вытягивал руку, словно хотел достать пальцем до черного, не больше вороны, силуэта.
— Распаренный «мессер» блудит.
— А вдруг наш.
— Сейчас увидим.
Динамик стартовой рации щелкнул и, помедлив, заговорил на довольно сносном русском языке:
— Заря, я Фрэд Курц, свободный охотник. Вызываю любого советского аса на честный поединок. Повторяю: я свободный охотник. Вызываю на поединок. Как поняли? Прием.
— Это вот вы запрашивали посадку, товарищ генерал-майор, он и подстроился. Что отве…
— Заря, Заря, я Фрэд Курц. Вызываю любого русского аса на честный поединок. Почему молчите? Или у вас нет кому? Прием.
— Ответьте: согласны, — распорядился Орехов.
— Курц, я Заря. Вызов принимаем.
— Понял. Жду. Повторяю: один на один, без наведения с земли. Ну, да русским честности не занимать. Прием.
— Ишь, гад, на что давит, — Згоев сплюнул. — Разрешите мне?
— Почему вам? — выступил из-за майора Четушкин. — Я сколько в ведущие прошусь? Вот и проверите.
— Давай, Ванюшка. — Василий Дмитриевич подмигнул земляку и улыбнулся. И было заметно, что улыбнулся он через силу.
Четушкин взлетел строго по правилам. Взлеты со стоянки он не считал за нарушения. На то и истребитель, чтобы в миг подниматься. Он не засветил свечу, не крутнул бочку. Берег мотор. Над аэродромом циркулировал враг. Или он тебя, или ты его.
— Заря, я пятый. Вступаю.
— Пятый, я Курц. Понял.
— Курц, ты ж не Заря. Понял?
Немец не ответил. «Ме-109» заходил в лобовую атаку.
«На понт берет», — подумал Иван Прохорович и еле-еле давнул правую педаль. «Мессершмитт» мелькнул слева и потерялся. Четушкин поискал его по сторонам, но не увидел. Неужели сзади? Оглянулся — так и есть. Фашист тащился за хвостом. Иван поежился от неприятного ощущения промашки.
— Как же я его допустил, змея? Полоротый. — На земле включили и тут же выключили рацию. Трудно что-либо подсказать в подобных ситуациях; напарника нет, помочь некому. Сам извивайся. Четушкин и в штопор сваливался, и на крыло падал, и насиловал мотор на вертикали — как привязанный. И подтягивается все ближе после каждой фигуры.
— В веду-ущие прошусь. Напросился на свою шею, — Четушкин выругался, а оглядываться не стал. Принципиально.
Немецкий летчик посмеивался. Немецкий летчик накрыл пальцем кнопку носовой пушки. Сейчас он подойдет вплотную и расстригет русского вдоль длинной очередью.
И расстриг бы, если бы Иван не вспомнил про обратную петлю.
— Яшенька, выручай, — Четушкин уперся лопатками в спинку сидения и вытянул до отказа руки. «ЯК», словно живой, послушно нырнул. Земля сорвалась с орбиты и полетела на истребитель. Медленнее, медленнее. Совсем остановилась. Потом снова начала удаляться. И вот он черный бок с двумя рядами желтых свастик. И строчка пробоин наискось на капоте мотора. И белый квадрат парашюта.
А Ивана даже не вспомнили поздравить с победой по радио. Да он и сам только понял это, когда выключил мотор на стоянке. Он даже не сразу отыскал в окруживших его механиках своего, пока тот не прокричал примелькавшегося:
— Разрешите получить замечание о работе матчасти, товарищ лейтенант!
Товарищ лейтенант отвел от пилотки руку товарища сержанта и пожал ее двумя своими.
А с командного пункта прибежал уже дежурный по аэродрому.
— Фриц просит показать ему аса, который его сбил.
— Повожать их еще.
— Пошли, пошли. Генерал велел.
Немец, лет сорока, выше всех ростом, горбоносый, пойманным коршуном вертел головой, отвечая на вопросы окруживших его. Куртка расстегнута донизу. Это чтобы видны были железные кресты.
— Прибыл, товарищ генерал, — Четушкин убрал из-под коленок планшет и покосился на фашиста. Охота же поглядеть, какие они.
— Вот советский летчик, которого вы хотели видеть, — Орехов легким жестом показал на Четушкина.
Курц побледнел:
— Я не последний ас германского райха. Я полковник по званию и прошу уважать чины, пусть и противной армии.
— Да уж это верно, противней армии некуда, — нахмурил брови Иван. — Первый крест небось за Испанию отхватил?
— Господин генерал, я не верю, чтобы меня сбил такой…
Четушкин неожиданно расхохотался:
— Я еще не самый маленький, меньше есть. А вообще-то уберите, Василий Дмитриевич, этого, так называемого, аса с глаз моих.