— Скажите, а это какая команда?
— А тебе какую надо?
— Четыреста шестнадцатую, летную.
— Четыреста шестнадцатая, только не авиационная, а кавалерийская.
— У-у, мы не туда попали.
— Как фамилия?
— Четушкин.
— Четушкин? — сопровождающий достал из нагрудного кармашка список. — Туда, туда.
— Так я ж летчик!
Вагон даже качнулся от смеха.
— Веселый парнишка.
— Шутник.
— Я не шучу. Я летчик. У меня классность есть.
— Вот и покажешь свою классность через кобылью голову.
— Это недоразумение. Товарищ лейтенант, надо выяснить. Ссадите меня.
— Осадите. Не я тебя выбирал. Направили.
— А что мне делать в кавалерии?
— Учиться воевать будем.
Иван вспомнил разговор терапевта с председателем и похолодел: не решились, знахари. И как забился в угол, так и не вылез из него, пока не приехали.
Высадили их на малюсеньком полустаночке, построили в колонну по четыре, привели в деревушку, завуалированную лесом.
В сельсоветском клубе, срочно переконструированном в казарму, уже были поставлены широкие тесовые топчаны на пять человек каждый, у одной стены коридорчика ружейная пирамида с макетами карабинов, у другой — железный сундук на замке.
Не успели передохнуть:
— Выходи строиться!
Щеголеватый военный, накручивая ус, прогулялся вдоль шеренг, многозначительно постоял возле Четушкина, которого донимала зевота, вернулся на середину.
— Вы в отдельном учебном кавалерийском эскадроне. Зарубите себе. И я старшина эскадрона. А что такое старшина? Это сват, брат и отец родной, зарубите себе, — он подбодрил усы, высоко, по-петушиному, поднимая ноги в лощеных сапогах со шпорами, пошагал туда, сюда, набираясь красноречия. — И если вопрос о том, кто раньше появился на свет: яйцо или курица, является белым пятном в науке, то факт, что сначала родился старшина, а потом уж армия, бесспорен. Зарубите себе.
— Да зарубили. Дальше что?
— Кто разговаривал в строю?
— Я! Четушкин.
— Чтобы больше не слышал. Строй — это святое место для солдата, зарубите себе. Напра… во! На обмундировку шагм… марш!
И начались подготовки. Строевая, боевая, политическая, огневая, тактическая. Занятия, занятия. Лошадь почисти, стойло почисти, клинку тускнеть не давай, за собой следи. Что за боец, если на нем не блестит все или из-за голенищ портянки видать. Да тут деревенские девчата засмеют, покажись им в затрапезном виде на полянке. Девчата ничего, не браковали.
— Росточком невелик, а на мордочку так это, приятный, — услышал он в первый же вечер за спиной.
Девчата не браковали, но вот лошади… Ивану досталась кобылка, что и за мужика его не считала. Голенастая, длинношеяя. Седловку объявит Заруби Себе — хоть реви. Увидит уздечку, поднимет, как жирафа, голову под самый потолок конюшни и скалит зубы, будто смеется. Приходится карабкаться на кормушку. Зануздает с горем пополам, слезет, возьмет седло — вот и заходит от стенки к стенке каурая, заперебирает задними ногами, завиляет репицей, норовя прищучить к перегородке. Тут уж не зевай, ныряй под брюхо. Эскадрону — цирк, Четушкину наряды вне очереди за опоздания в строй. Решил попробовать пайкой хлеба наладить отношения. Не съел, утерпел. Принес, подает. Кобыла понюхала, понюхала, обслюнявила кусок и отвернулась.
— Кляча ты водовозная, больше никто, — у Ивана даже веко задергалось.
А рубка лозы началась — и вовсе подолгу не мог заснуть ночами: ныло намаянное клинком запястье, лезли в голову дурацкие мысли удрать на передовую. Но утром, еле разбуженный дневальным, торопился на физзарядку, потом, встав на четвереньки, макал тяжеловатую от недосыпу голову в дымящееся озерко, вместе со всеми слушал политинформацию, завтракал, после завтрака опять не удирал и ждал команду.
— На учение седла-а-а-й!
Выехали на учение. Условия, приближенные к боевым. Кавалерийская атака. Исходная позиция — лесочек. Лесочек, что нарисованный: каждая березка видна. Командирский конь нетерпеливо топчет край поляны. Поляна — праздничный платок, забытый осчастливленной разженкой.
— Эскадрон… м-марш!
Ура, клинки сверкают, земля по сторонам разбегается. У людей кони конями, у Четушкина протрусила для виду стометровку, воткнула башку в цветы, нюхает. Иван и каблуками ее, и клинком плашмя — хвостом не мотнет.
Эскадронный, скачущий позади, вздыбил своего жеребчища, крутнул его, что сам едва в седле удержался, и назад: