Моя книга «Родные дети» возникла случайно. Я тогда работала над «Тарасовыми шляхами», была ответственным редактором журнала «Барвинок», несла много общественных обязанностей. Но жизнь натолкнула и заставила тогда немедленно написать эту книгу, и после каждого издания я получаю много писем, особенно от юных читателей, с просьбой ответить, что теперь с «героями» моей книги, где они теперь, все ли это правда, читатели хотят с ними переписываться, и почти каждое письмо заканчивается словами ненависти к фашизму, любви к Родине, призывом к борьбе за мир во всем мире.
Поэтому в своем послесловии я и хочу рассказать всем моим читателям, как я писала эту книгу.
Все написанное в ней — правда. Все события происходили на самом деле, все, что пережили в то тяжелое время советские люди, и что мучительной болью легло на миллионы детей. Как писатель я, конечно, формировала все узнанное, услышанное в сюжеты отдельных глав, из которых составлена книга, а часто сама жизнь подсказывала такой сюжет. Иногда на правах писателя — ведь книга не фотография! — соединяла образы отдельных людей в один, но все факты, которые я привожу, происходили в действительности. Да и зачем было выдумывать, когда жизнь показала нам всем, сколько страшного принесла война, и в то же время проявила столько благородного, прекрасного в душе и порыве советского народа.
Чье сердце не содрогалось, слушая о блокаде и голоде непокоримого Ленинграда, встречая эшелоны эвакуированных детей, увидев их после освобождения родных городов, и как хотелось скорее спасти их детство, залечить их боль!
Не удивительно, что после победы весь советский народ с Коммунистической партией во главе взялся с первых дней за восстановление всего, что связано с детьми — школ, детдомов, ясель, детских больниц.
Мне, как депутату Киевского горсовета, поручили осмотреть детдома для детей фронтовиков. И вот в одном из них произошла встреча, которая повернула мою жизнь.
Я пришла туда, не зная, что ребята уехали на дачу, а в этот дом только что привезли детей, освобожденных Советской Армией из фашистских концлагерей.
Мне еще в юности приходилось быть близкой с детдомами. В шестнадцать лет я была воспитательницей в дошкольном детском доме, потом я решила, что необходимо быть на передовом тогда педагогическом фронте, и принимала горячее участие в борьбе с беспризорностью, в работе коллекторов и комиссии по делам несовершеннолетних, даже принимала участие в ночных облавах по ночлежкам, вокзалам. Училась я тогда в Харьковском институте народного образования и «изменила» дошкольникам — перешла на отделение социально-правовой охраны несовершеннолетних, поехала работать в колонию имени Горького. Знала я также еще дореволюционные приюты для детей. В одном из таких приютов, в Полтавском «Доме трудолюбия», была учительницей моя мама, потом горячий организатор трудовой школы. В голодные годы конца 20-х начала 30-х годов на Украине я ездила по селам оказывать помощь в организации детских яслей, столовых. Казалось — насмотрелась достаточно, но то, что я увидела в тот день в детдоме, куда привезли детей, ни с чем нельзя было сравнить.
Это были не дети, а призраки. Ручки, обтянутые желтой шкурой, будто куриные косточки, с трудом двигались, и на этих ручках были выжжены номера, мутные глаза на бледных, прозрачных личиках будто смотрели, но не видели; синие губы, которые не умели смеяться. Они все сидели в одинаковых, каких-то угнетенных позах, словно боялись пошевелиться. Весь персонал детдома — заведующая, воспитатели, технические работники, доктор — все мы сдерживались, чтобы не разрыдаться. Одна из техничек призналась потом, что она с трудом купала их,— невозможно было смотреть на эти тельца. Тут были девочки и мальчики от трех до двенадцати лет. Их спасли наши воины, когда детей собирались подорвать убегающие фашисты.
Детей отмыли, подкормили и отправили на дачу в один из пионерских лагерей под Киевом. А за это время подготовили им «свой дом» на Осеевской, 13, детдом № 13.
Им надо было вернуть детство, этим детям, чьих отцов убили на фронте, в партизанских отрядах, расстреляли или замучили в плену. Их матерей, разлучив с ними, отправили в газовые камеры, откуда никто не вернулся. А сколько погибло детей!
Но надо было думать, заботиться о тех, которые спасены.
Весь персонал детдома окружил их лаской, вниманием. После маленькой газетной заметки о судьбе этих детей, масса писем полетела в детский дом. Сколько заботы, помощи проявляли и близкие, и далекие люди. Это был душевный порыв нашего народа.