Ваша Катя».
Лина Павловна долго сидела перед письмом моряков, смотрела на их подписи, стараясь представить, какие они — эти юноши, но, наверное, ничего не смогла себе представить, вид у нее был растерянный и нерешительный. Наконец взяла ручку и начала медленно писать, старательно выводя каждую букву, обдумывая, очевидно, каждое слово.
«Дорогие товарищи!
Дети решили, что именно я должна ответить на ваше письмо, которое вы адресовали «девушке-воспитательнице». Сначала мне показалось странным такое обращение, но потом я решила, что вам хочется переписываться с ровесницей. Как бы там ни было, я буду отвечать на все, что вас интересует. Я тоже надолго была оторвана от родной земли, и хотя мое пребывание на чужбине совсем не похоже на ваше, я понимаю, как вы скучаете по родному городу.
Мы очень любим наш Киев. Хотя весь Крещатик сейчас в руинах и много кварталов уничтожено полностью, он нам все равно кажется прекрасным. Крещатик расчищают и его снова застроят.
Наш детский дом помещается на окраине города, очень зеленой и красивой. Рядом с нашим домом — большой фруктовый сад Академии наук. Нашим детям разрешили там гулять, что очень полезно для их здоровья. Сейчас в нашем доме 110 детей — большинство репатриированных из Германии, о которых вы и прочитали в газете. Дети очень обрадовались вашему письму. Сейчас их усиленно питают. Особенно истощены маленькие, дошкольники. Первые годы своей жизни они провели в неволе. Старшие дети уже ходят в школу. У нас есть детский совет, старосты комнат. На Октябрьские праздники старших детей приняли в пионеры.
Дети будут очень счастливы, если вы им напишете о своей жизни на голубом Дунае. Мы все, воспитатели детского дома, благодарны вам за ваше письмо и желаем и в дальнейшем высоко держать непобедимое знамя нашей Советской Армии и нашего Советского Флота.
С искренним приветом.
Воспитательница детского дома
Лина Косовская».
Все дети доверчиво отдали незапечатанные конверты Марине Петровне. Такие, как Тоня, просили проверить, нет ли ошибок и предлагали переписать «начисто». И Лина Павловна тоже, слегка смутившись и приподняв красивые, словно нарисованные, темные брови спросила:
— Так?
— Вам тоже проверить ошибки? — засмеялась Марина Петровна.
— Нет, мне просто трудно было написать это письмо. Я не знала, как, в каком тоне. Правда, мне хотелось написать как можно лучше.
Марина Петровна прочла и сказала:
— Ну что же, вежливо, сдержанно. Все как следует.
Но Леночка и Леня были буквально в восторге от ее письма.
— У вас прямо как в книжке получилось, у нас так не выходит. Конец какой хороший!
Но Марине Петровне больше по сердцу были большие, нескладные, но такие непосредственные письма детей. Лина Павловна это поняла. Она тихонько пошла в свою комнату, легла на кровать, и неожиданно слезы вдруг полились из ее глаз на подушку.
ЛИНА
Остроносенькая Полечка просто сияла от счастья. Нигде не встречали ее с такой радостью, как в доме на углу. Особенно ей нравилось, когда дети, увидев ее, кричали:
— Тетя, а мне есть? Тетя, а Комарович есть? А Лебединской?
Поля вырастала в собственных глазах, старалась вести себя солидно, как подобает «тете», но не выдерживала. Иногда она садилась на крыльцо и ждала, пока дети прочтут письма. Особенно ее интересовали письма о розыске детей. Их она отдавала, правда, старшим — заведующей или кому-нибудь из воспитательниц. И каждый раз спрашивала:
— А еще кого-нибудь нашли? Нашли?
Интересовали ее и письма, адресованные «лично» воспитательнице Лине Косовской. Обратный адрес — полевая почта. Но заговорить с Линой Павловной она не решалась. «Очень уж гордая», — думала она.
«Очень гордая» — так о ней, о Лине, еще с детства говорили. Нет, нет, все ошибались. Вот она сядет и напишет все-все о себе в ответ на это хорошее письмо, которое она сегодня получила.