— Знаешь, — призналась Таня, — это было и у меня, когда я читала о Триполье, «Как закалялась сталь», но теперь я поняла — нечего завидовать. А разве теперь вокруг нас мало подвигов? Может, и нам еще позавидуют, что мы живем тогда, когда осуществляются пятилетки, строятся новые города и везде впереди — наши комсомольцы.
— Даже на международных музыкальных фестивалях! — вставила Лина. — Я была тогда в Москве, когда мы встречали первых лауреатов — скрипачей и пианистов.
— Ты только подумай — везде впереди наши комсомольцы. — Таня вдруг добавила: — Вот, например, наш Лева, он настоящий комсомолец.
— Ну, Лева!.. — протянула Лина. — А разве ты хорошо его знаешь?
— Он летом в нашем пионерском лагере был вожатым и теперь тоже, наверное, поедет. Ты даже представить себе не можешь, как с ним было интересно.
— Почему же, представляю! — даже немного с завистью сказала Лина. — Невозможно представить себе что-нибудь в школе — праздник, собрание, воскресник — без Левы!
Лева был учеником 9-го класса, секретарем комсомольской организации.
Впервые Лина его увидела и услышала на Октябрьские праздники.
— Слово для доклада предоставляется ученику 9-го класса Льву Светличному.
Лина заранее представила, какой это будет нудный ученический доклад, и на ее лице появилось выражение скуки — мол, надо терпеть, ничего не поделаешь.
Но все ученики вытянули шеи и замерли — они уже знали Леву.
На трибуну поднялся темноволосый юноша с непокорным вихром надо лбом. Его черные глаза, как огоньки, зажигали всех.
Секунду он стоял молча, словно немного даже смутился перед такой большой аудиторией, потом вдруг просто улыбнулся — ведь тут были все его друзья-товарищи, резким движением головы откинул непокорный вихор со лба и начал говорить по-юношески звонко, тоном, совсем неожиданным для Лины.
Это не был тот казенный тон, которым чаще всего делают доклады. Казалось, этот юноша спешил поделиться своими самыми лучшими мыслями с друзьями. И начало доклада тоже было необычное и сразу заинтересовало Лину.
— Выдающийся французский писатель, великий гуманист, наш друг Анри Барбюс сказал: «Когда освобожденное человечество будет отмечать даты своего освобождения, то с наибольшим подъемом, с самым большим энтузиазмом оно будет праздновать 25 октября 1917 года».
...Таня и Лина переглянулись, и Таня моргнула своими густыми ресницами — это был их знак: «Внимание! Интересно!» И чем дальше говорил Лева, тем напряженнее слушали и Лина с Таней, и каждый, кто был в зале. В докладе было много цитат из Маяковского и других современных поэтов, и Лева читал их наизусть, с пылом и любовью. Даже цифры и факты он преподносил как необыкновенные открытия и с таким юношеским вдохновением говорил о прекрасной жизни, которую создают советские люди и в которой они, все пионеры и все комсомольцы, участвуют, что в зале все — и старшие, и младшие — ощущали чувство ответственности за свое поведение, за свою работу. Он, конечно же, немного волновался. Но он сам, сам готовил этот доклад, выбирал стихи любимых поэтов, выписывал высказывания Ленина и так крепко в это верил, что и все слушатели прониклись этой верой, этим энтузиазмом.
— Вот Левка! Ну и здорово! — говорили после доклада даже сорвиголовы — «дезорганизаторы», как их тут называли.
После доклада, длившегося минут 35, настроение у всех было приподнятым. Лина тайком наблюдала за Левой. В хоре он был запевалой, пел весело, бодро, и в глазах блестели задорные огоньки, а после концерта он оказался одним из самых завзятых танцоров... Правда, к сожалению, танцевал он только со старшеклассницами... Даже директор с любовью смотрел на Леву — гордость школы, проучившегося тут с самого первого класса. В этом юноше не было и тени хвастовства, пустословия, а всегда искреннее желание организовать что-нибудь интересное, полезное, а самому не руководить, нет, делать наравне со всеми, делать как можно лучше!
— Он настоящий комсомолец, — задумчиво произнесла Лина.
Весна в Киеве... Днепр разлился, и с Владимирской горки, Пионерского парка открывался такой вид, что можно говорить только о чем-то дорогом, возвышенном, сокровенном. Встречные невольно обращали внимание на глаза девочек, такие большие и глубокие, как и у всех тринадцатилетних девочек весной. Ведь самые пылкие мысли, самые прекрасные стремления переполняли их сердца. Много учиться, много ездить, видеть и все силы отдать, чтобы была по-настоящему новая жизнь — коммунизм! Они горячо спорили, решая, какие вопросы ставить на пионерских собраниях, какие интересные встречи организовать. Но, конечно же, больше всего говорили о своем будущем.