Адрес был — выселок, недалеко от города. Вечером Мелася Яремовна со мной туда поехала, но адрес и документы оказались фальшивыми, эта женщина жила там очень недолго, год тому назад, ее действительно видели тогда с ребенком, но она исчезла неизвестно куда. Соседи по квартире тоже сменились. Мы заявили обо всем в милицию и ни с чем возвратились домой.
Саша вернулась на следующий день и очень рассердилась на Подгайную, которая подобных дел не имела права решать самостоятельно. Мелася Яремовна кляла себя за то, что не вовремя отлучилась в аптеку. Нет, она странная женщина: кто же мог знать?
Она, будто оправдываясь, все время повторяла:
— Юзику и Вадику срочно нужна была глюкоза. А у нас вся вышла, потому я и пошла.
Нам было страшно за Танюшку. Мало ли что эта авантюристка могла вытворить.
И вот уже весной, через несколько дней после того, как забрали у нас Валюшку, в нашем саду на ступеньках альтанки мы нашли Танюшку. Ее заметил садовник и прибежал сообщить. Он не знал, что это Танюшка, где уж ему всех детей запомнить! Он только сказал, что в альтанке ребенок. Мы побежали. Мелася Яремовна, несмотря на свою полноту, бежала, запыхавшись, впереди. Наклонилась над спящим ребенком и воскликнула:
— Надия Петровна, София, Зина, — это Танюшка!
Действительно, это была она, мы все ее сразу узнали. Очень похудевшая, в ватном старом одеяле, но наша Танюшка! Даже в рубашонке из «Малютки». Мы ее сейчас же выкупали, переодели и поместили в карантин, — кто знает, где она была и что с нею. Мелася Яремовна все свои свободные минутки ее с рук не спускала, причмокивала, подбрасывала, играя, и очень радовалась.
Позвонили Саше, Саша вечером пришла — и себе взяла ее на руки.
— Ну, ты где была?
— Ла-ла! — лепетала Танюшка.
— Ты дело говори, где была, что видела?
— Дитя правду видит, да не скоро скажет, — подперев рукой голову, произнесла Мелася Яремовна, перефразируя известную пословицу. Но тут она была к месту. Действительно, если бы Танюшка могла нам все рассказать, что видела за это время. Но она смеялась, лепетала и болтала ножками.
— Худенькая, но вроде бы здоровая, — заметила Саша. — Но я думаю, это еще не конец истории загадочной барышни, — сказала она, укладывая Танюшку в кроватку.
И правда, до конца было далеко. Месяца через два Танюшка опять стала нашей гордостью, бегала, произносила первые слова — показывала портрет Ленина. Конечно, и я, и Мелася Яремовна понимали, что приходила не ее мать. Танюшка была очень хорошенькая — светлые волосики, черные бровки и черные глаза.
Нам было жаль ее отдавать. Но пришла очень хорошая пара, муж и жена, уже пожилые, оба работают.
Он смущенно рассматривал стены дома большими черными близорукими глазами.
Близорукие всегда выглядят несколько по-детски, искренне и непосредственно. Он мне сразу понравился, и я сама предложила Меласе Яремовне:
— Давайте отдадим им нашу загадочную барышню — у нее тоже черные глаза и брови такие... дугами. При полете фантазии, может, они будут уверены, что она похожа на отца, и им будет приятно.
Правда, стоило им увидеть веселую, умненькую нашу Танюшку, как они ни на кого больше не захотели смотреть, хотя выбирала жена, а муж лишь смотрел, но сказал спокойно: Танюшку.
— Она очень культурная, интеллигентная девочка, — солидно заметила Мелася Яремовна.
Муж и жена переглянулись. Откуда им знать, что Мелася Яремовна и о трехмесячном бутузе иногда восхищенно говорит: «какой культурный, какой интеллигент, на руках никогда не намочит!» А мы уже привыкли к ее словам.
Танюшка привела в восторг своих новых родителей тем, что показала круглой с ямочками ручкой на портрет и сказала:
— Лени...
— А это папа. Папа, — сказала женщина и посадила девочку мужу на руки.
— Папа!.. Па-па! — повторила, улыбаясь, Танюшка, и муж покраснел, как ребенок, и неловко притянул к себе Танюшку.
Мы им, конечно, ничего не рассказали о загадочных историях с Танюшкой, и Саша потом отметила, что мы правильно поступили, что именно Танюшку отдали. Этих людей она знает — очень благородные, милые люди, и, разумеется, Танюшка никогда не узнает, что она не родная.
Прошло время. Саша заходила к ним в гости и говорила, что отец млеет от нее еще сильнее, чем мать, ходит на цыпочках, когда она спит, а если она чихнет или кашлянет, сразу звонит Саше, волнуется и готов созывать целый консилиум. Мы успокоились.