Тоня так замечталась, что и не заметила, как дети поднялись и побежали под душ.
— Я сейчас! Сейчас! — закричала она и бросилась догонять стайку ребятишек.
После душа идут домой — в санаторий, красивый белый дом с колоннами, балкончиками, верандами. Повсюду, на всех балкончиках, по всем стенам вьется зелень, цветут розовые и фиолетовые цветы. «Как дворец из сказки», — думает Тоня, глядя на это здание, на кипарисовую аллею, ведущую к нему.
На веранде уже ждет обед. Тоня и Зиночка серьезно и торжественно пообещали Марине Петровне обязательно поправиться и потому, даже если и не хочется, съедают все, напоминая друг дружке о данном слове.
Вот только Зина заметила, что Тоня не ест шоколадных конфет, которые всегда дают на полдник.
— Я потом съем, — сказала Тоня, когда ее Зина об этом спросила, и отвела глаза.
Зина не очень приставала. Так многие делают, а потом, уже укладываясь, тайком от дежурной няни жуют конфеты.
Но Тоня совсем не ела конфет. В маленьком чемоданчике, где лежали письма от детей, картинки, камешки с пляжа, хранился и мешочек, сшитый из платочка, и в него Тоня складывала конфеты, чтобы отвезти их в подарок Светланке.
Иногда ей самой хотелось съесть, но нет, она даже кусочка не откусила. Если она там, в концлагере, всегда бо́льшую часть свеклы или картошки отдавала Светланке, то разве не легче во сто раз не есть этих конфет? Здесь ведь дают и фрукты, и пирожные, и разное сладкое печенье, значит, не так уж трудно отказаться от конфет. Она лишь однажды лизнула разок — но не откусила ничуть, просто попробовала.
А как это будет приятно — она приедет с моря с подарком, целой сумочкой шоколадных конфет!
Когда никого нет, она иногда пересчитывает их — к отъезду наберется 90! Вот обрадуется Светланка! А камешки она раздаст всем девочкам и немного оставит себе на память о сказочном белом замке над морем, о стайке белокрылых чаек и о детях в синих трусиках и белых маечках — ребятах из разных городов Советского Союза, которых прислали сюда поправляться, хотя ни у кого из них нет ни матери, ни отца...
* * *
В детский дом часто приезжали корреспонденты газет, фотокорреспонденты, что, по правде говоря, начинало уже немного раздражать воспитателей и старших детей.
Это всегда нарушало режим дня, пробуждало тяжелые воспоминания, ведь каждому корреспонденту самому хотелось услышать рассказы о концлагере, поговорить с детьми, и собственными глазами увидеть выколотые номера. Марина Петровна понимала, какое большое значение имеет освещение в прессе работы дома, но ей было жаль детей.
Когда приехал из детской газеты тоненький черненький юноша, вооруженный фотоаппаратом, дежурная Лина Павловна встретила его не очень любезно:
— Извините, пожалуйста, мы сегодня ужасно заняты и не сможем уделить вам внимания. Может, в другой раз? Сегодня наши дети возвращаются из санатория в Крыму.
— Так это же чудесно! — обрадовался юноша, черные глаза его забегали, и он сразу напомнил Лине молодого охотничьего песика, который еще не умеет охотиться по-настоящему, но прекрасно чует дичь.
Лина немного ошиблась. Фотокорреспондент был хотя и молодым, но достаточно опытным в газетном деле.
— Чудесно! — воскликнул он. — Пожалуйста, я даже прошу вас, не обращайте на меня никакого внимания, разрешите мне лишь поснимать детей и вас.
— Но мне же некогда! — пожала плечами Лина.
— Пожалуйста, занимайтесь своими делами, вы и не заметите, как я вас увековечу на пленке.
— Возможно, совсем не тогда, когда мне хочется, — засмеялась Лина.
— О, не волнуйтесь! Я привезу все кадры и увеличу то, что вам понравится. И давайте познакомимся. Вадим Гаркин — фотокорреспондент пионерской газеты. А сейчас, имея ваше официальное разрешение, я бегу к детям.
Лина махнула рукой и заспешила по своим делам.
Вадим совсем не был похож на взрослого, просто веселый парнишка, и он совсем не надоедал вопросами, а лишь обещал всем и каждому сделать отдельное фото и научить фотографировать, если ему помогут. И дети с удовольствием повели его по всему дому, саду. Через полчаса он казался им своим человеком, никто из взрослых не обращал на него никакого внимания, тем более тогда, когда машина с «курортниками» подъехала к дому.
«Чудесно! — с восторгом думал Вадим. — Какой фитиль всем газетам и журналам!».
И он щелкал, щелкал непрерывно, извинялся, ласково улыбался и ко всей радостной суете одним своим присутствием прибавил что-то своеобразное, веселое и необходимое каждому празднику. Что за праздник или парад без настырных фото- и кинокорреспондентов? Он и сам увлекся встречей, кричал вместе с ребятами: «Ура, курортники!», восхищался тем, как поправились Зина, Гришин, Маня, Тоня, хотя раньше их никогда не видел. Но об этом кричали дети, и он не хотел отставать от них. Но более всего его растрогал один «кадр». Из машины выпрыгнула темноглазая девочка и остановилась, отыскивая глазами кого-то в толпе детей. Все закричали: