Нажимаю на свой доисторический телефон, который лежит около подушки. Время 3:55 утра. Бросаю взгляд на окно и замечаю проблески рассвета, которые прежде не замечал, а ведь комната уже не выглядит такой темной.
Под рациональным мышлением я подразумеваю действия, не вызывающие внутреннего оцепенения, но при этом они полностью автоматические.
Я стягиваю постельное белье с кровати и стелю новое, такое же белое, как и предыдущие. Новый комплект белья подготовлен, каждый вечер я кладу его на письменный стол, чтобы в темноте (или, как сейчас, в слабо освещенной комнате) не искать его. На полу образовывается куча их грязного белья, которую позже отнесу в прачечную, к ней же добавляется еще недавно чистая футболка. Вытащив из шкафчика полотенце, я направляюсь в душевую, которая находиться в конце коридора, всего через пару комнат от моей.
В душевой никого и это не удивительно: то небольшое количество студентов, что сейчас в общежитие еще спят или только легли, вернувшись после какой-нибудь тусовки. За те полторы недели, что нахожусь тут, я каждый день замечаю на доске объявлений перед кампусом, на двери в свою комнату, да и просто везде валяющиеся флаеры с приглашениями на вечеринки, причем каждый раз новые.
Пытаюсь мылом и скребём мочалки по кожи стереть с себя ночной кошмар, но по факту стирается лишь пот, пропитавший всего меня. Когда уже почти намылился, меня словно громом ударят одна мысль и я наспех смываю с себя мыльную пену, не вытираясь, просто повязываю полотенце вокруг пояса и бегу в комнату, чтобы снова посмотреть на время.
4 часа 13 минут.
Я действительно, словно ударен молнией, стою, тупо вглядываясь в светло-зеленый экран телефона и пытаюсь вспомнить, во сколько вчера проснулся от кошмара. Поскольку больше уснуть у меня не получается, я завел привычку убивать время до всеобщего пробуждения бегом. И так же, как обычно, вчера бегал по округе, узнавая места и стараясь освободить свой разум. У меня не бывало точных маршрутов или ограничений по времени, я просто бежал туда, куда смотрели глаза и бежал так долго, пока не начинался пожар в легких. Вчера добежал до окраины городка, где начинался небольшой лесок и там произошли события, разбавляющие мою скучную пробежку. И теперь я был в полнейшей растерянности, особенно от того, что начал сомневаться стоит ли бежать сегодня? Если нет, то чем заняться?
У меня не было ответов на эти вопросы, да и не пытался их найти. Я знал лишь одно, что до сегодняшней ночи мой кошмар заканчивался намного раньше и в нем никогда не было пробирающей до костей фразы матери: «Беги!».
От воспоминаний меня снова передернуло.
Так как мой ночной кошмар основан на реальных событиях, в действительности я слышал крик матери, и она кричала именно это, но никогда прежде во снах. Сон развился после того, как вчера утром я наткнулся на девушку, точнее она на меня. После того, как она кричала мне «беги».
Этого не было ни в одной из проштудированных мною книг по психологии, но почему-то мне казалось, что продвижение моего сна – это хороший знак. Мне хотелось верить, что если я смогу досмотреть сон до конца, то он перестанет сниться. И пока единственное то, что смогло продвинуть сон, была девушка, бегущая вчера утром в лесу.
Теша надежду, что она как-то сможет мне помочь, я как слепой, идущий на поводу единственного желания, оделся в спортивный костюм для бега и начал бежать прямо от двери, не произведя даже разминки.
- Мистер Роуч, может поделитесь со всем классом, как провели каникулы?
Я встрепенулся и оглядел класс, вырываясь из своего оцепенения. Пробежался широко распахнутыми глазами по аудитории и замер на профессоре, который глядел в другую сторону. Я все ждал, когда его взгляд вернется ко мне, что еще он может сказать, и в этот момент сердце готово было выскочить из груди. Уже машинально, я полез одной рукой за рюкзаком, всё так же не отрывая взгляд от преподавателя, и нащупал в нем ингалятор.
У меня не было астмы, однако вокруг стало слишком много стрессовых ситуаций, с которыми в присутствие других я не мог справиться. Поэтому ингалятор помогал мне в такие моменты дышать, ведь сам я забывал об этом.
Чуть потрясся баллончик, я вставил кончик в рот, нажал и глубоко втянул в себя воздух вместе с ингаляцией.
Воздух – это хорошо. Кислород – это та единственная жизнь, которая у меня осталась. Единственное, за что я еще цеплялся, хотя порой казалось, что цепляться – это чистый рефлекс, а не осознанное действие.