- Ди!... – Док откашлялся, чтобы укрепить свой голос и повторил, - хэй, дружище, что стряслось?
Джон попытался ответить, но вместо слов из груди вылетел душераздирающий, но тихий стон. Закусив губу, чтобы совладать с собой, он лишь покачал головой из стороны в сторону, выигрывая себе время для ответа. Когда прошло пара минут, его дыхание выровнялось, а мысли более-менее упорядочились, Джон предпринял еще одну попытку ответить на вопрос.
- Снова...
Сил хватило лишь на одно слово и снова весь ком боли подступил к горлу, сжимая его тисками и лишая воздуха, медленно опускаясь вниз и захватывая в свои лапы грудную клетку, а потом и желудок, сжимая, скручивая, разрывая.
Это был наихудший ответ, который мог прозвучать, он лишил доктора всех вариантов фраз для дальнейшего разговора, не хватало даже сил вдохнуть воздух или ахнуть, взмолить к Богу или к Дьяволу и не известно кто из них сейчас был ближе. Мысли лихорадочно бегали в голове, сменяя одна другую, но не смея вырываться из уст: они не имели смысла. Сейчас для Джона не существовало ни единого слова, фразы, жеста или действия, способного исцелить его боль, хотя бы поддержать или отвлечь. Все, что могло произойти просто являлось бы течением времени и насмешкой над горем. Все потеряло смысл. Все, кроме...
- Рози?
- В отключке, - Джон снова шмыгнул носом и на этот раз утер его рукавом.
Понимая, что его все равно не видно, док кивнул. Оставшийся смысл в жизни человека напротив него сейчас был без сознания, скорее всего, в порядке, под наркозом и просто восстанавливал силы, чтобы проснуться, чтобы испытать на себе снайперские способности мужа бить прямо в цель, чтобы умереть, но продолжать иметь возможность дышать. Казалось, хуже быть не могло.
- Мне жаль. – Слова вырвались, раньше, чем док понял свои намерения и поёжился: этому человеку не нужна была жалость.
- Я в норме, - тут же отрезал Джон, выпрямив спину.
- Ди, я...
- Я сказал, - он ударил кулаком по стене, - я в норме! Чего тебе?!
Он повернулся и даже в полутьме был заметен блеск глаз.
Док тоже выпрями спину и сделал шаг вперед: тут не принято отступать.
- Я был врачом Рози семь лет, мне жаль, что сегодня не смог быть рядом.
Губы Джона искривились, выпуская из себя усмешку:
- А что бы ты сделал?
Док пожал плечами, даже не имея представления о том, что могло случиться на этот раз: не смог задышать, не правильно проткнули пузырь, ошибка в операции, задохнулся?
- Что произошло?
Боевая осанка Джона поникла, заставляя его вспомнить о недавних событиях, голос чуть стих, но глаза по-прежнему яростно сверкали в доктора.
- Запутался в пуповине.
- Кто?
Джон снова замотал головой, с силой стиснув зубы. Ярость прошла, он больше не мог цепляться за нее, чтобы говорить и уж тем более отвечать на эти вопросы. Глаза застелили слезы, но ему было все равно в каком он стоит виде. Черт побери, он только что снова не смог даже подержать своего ребенка.
- Снова?
По сжавшимся губам и напряженным мышцам на шее доктор понял ответ на свой вопрос: Джон с Рози в третий раз потеряли сына.
Слов не осталось. Док не знал, что сказать или спросить, да и узнал все ответы на интересующие вопросы и теперь только гадал, а смог бы он исправить положение этого мужчины, смог бы он вовремя спасти его сына? Отчаянье наполнило все его тело и застучало в мозгу: не смог бы, так же, как и предыдущие два раза. Шесть лет назад их только что вышедший из утроба матери сын не смог вдохнуть воздух, вселив первое отчаянье в эту пару. Пережив горе и собравшись с силами, поддерживаемые любовью друг друга, они попробовали снова. Мальчик родился два года назад на 27 неделе беременности и прожил в инкубаторе ещё три дня. Родители ни разу не смогли прикоснуться к нему, не использую ужасающие рукавицы, вставленные в аппарат. И вот, имеющие непонятно от куда силы, они снова потеряли дитя.
Свое горе, как врача, док не мог сравнить с их, но все равно чувствовал тяжесть. У него у самого был годовалый сын и лишь одна мысль о том, чтобы потерять его наводила ужас. А испытать такое трижды, казалось хлеще Ада.
Минут десять проведя в тишине Джон выровнял дыхание в очередной раз и напустил на лицо ту маску, с которой обычно работает. Выпрямил и снова ссутулил спину, принимая непринужденную осанку, забывая на ближайшие несколько десятков минут о своем горе. Человек, который сейчас стоял напротив него, был не самой доверительной персоной и уже и так увидел сполна. Даже больше, чем должен был видеть доктор и намного больше, чем увидит его жена. Ни за что на свете он не покажет Рози свою разбитую душу, ни за что на свете не заставит ее смотреть еще и на его страдания. Нет. Он будет сильным ради нее, будет опорой для нее. И пора бы уже ею становиться.