Тем временем, как я учился вновь контролировать свое дыхание, паника отступила. Бросив последний оценивающий взгляд на аудиторию, с радостью отметил, что никто не смотрел на меня и не заметил мой мини припадок. Большинство студентов вернулись к своим записям, остальные либо продолжали переговариваться между собой, либо шушукались, кивая в сторону Роуча, сидящего ниже и левее меня, а профессор вернулся к лекции по праву.
«Общественное право, профессор Э.Дж. Шустер» было единственной строчкой в моей тетради. Я нервно крутил карандаш в пальцах и постукивал им по тетради: надо было что-то еще записать в тетрадь, но я совершенно не следил за речью профессора с самого начала лекции и сейчас его слова не имели никакого смысла для меня. Осознание того, что совершенно не имею понятия, что тут делаю, ударяло, как молот, по моему сознанию. Для чего я вообще записался на курс права, если не могу уделить ему и десяти первых минут? Собственно говоря, я не уделял больше времени и другим предметам, которые значились в моем расписании. Я просто бездумно передвигался из класса в класс, потом в столовую, снова в классы и, наконец-то, в свою комнату в общаге. У меня имелось по тетради на каждый предмет, но за три дня в колледже в каждой из них не больше строчки. В некоторые я уже вложил розданные нам листочки со списком литературы на семестр и тешил себя надеждой все же ею воспользуюсь.
Меня не отпускала мысль, что тут мне делать нечего, это не мое место и нужно найти способ ускользнуть от сюда. Чем дольше я о ней думал и решал, куда же мне следует направиться, тем более потерянным себя чувствовал: на ум не приходило ни одного место, где я был бы нужен и которое смог бы считать своим местом, хотя бы отдаленно похожим на дом. Упираясь в тупик, старался начать думать с другого направления и отсеять те места, которые уже по определению не были моими. Проходило много времени в раздумьях о местах, где не хотел бы появляться и всегда, спустя не очень маленький промежуток времени, я останавливался на том, что нужно ускользнуть не просто от сюда, а из этого мира совсем. В моменты такого осознания меня охватывала грусть, но при этом становилось легче дышать, словно я и правда видел выход и на этот раз он был настоящим.
Звонок снова вывел меня из размышлений и так же, как и в прошлый раз, я оглядел аудиторию, на этот раз ленивым взглядом, не пытающимся ничего понять. Просто молча наблюдал, как студенты закидывали книжки, тетрадки и ручки в сумки и с хаотичным топотом выбегали из класса, по дороге хватая листочки с профессорского стола. Я собрался самым последним и медленно двинулся к выходу: в отличие от них мне некуда было спешить.
Медленным шагом добрался до столовой и встал в самый конец очереди с зеленым пластмассовым подносом в руке. Поварихи работали оперативно и уже скоро на моем подносе красовалась тарелка с бледно-желтой массой, круглой и жестким куском коричневого цвета, который они называли котлетой, и с несколькими пестрыми кусками от позавчерашнего салата. Рядом расположился пакет апельсинового нектара и желтое, мягковатое яблоко – единственное съедобное из всего рациона ланча.
Как обычно, столовая была битком забита студентами и свободные места были лишь в одном углу около мусорных контейнеров и эти места были для изгоев, которые не вписывались ни в одну студенческую компанию. Не испытывая по этому поводу ни малейшего сожаления, я садился за них и принимался уговаривать себя съесть то, что находилось на моем подносе.
Сегодняшний прием еды не становится исключением: я сидел за столом, бездумно крутя в пальцах трубочку от сока и смотрел в даль. Иногда взгляд фокусировался на том или ином столике со студентами и я пытался разглядеть их лица получше, потому что кажется будто увидел что-то знакомое, но всякий раз удостоверялся – это лишь чужой человек. Я просто смотрю куда-то, растворяясь в шуме столовой, уплывая за звуком голосов в какую-то даль, где ты пропадаешь так же, как и звук и в какой-то из таких моментов мне кажется, что я даже счастлив.
Люди галдят вокруг, где-то в середине столовой над одним из столов взлетает небольшой предмет и быстро падает. Вскоре в воздухе появляется еще несколько предметов еды, летающих из одной стороны в другую. За общим шумом голосов до меня не долетает суть той потасовки, но уголки губ чуть заметно дергаются в улыбки от этой нормальной жизни. Но уже через долю секунды я снова смотрю в дальнее панорамное окно столовой и все краски вокруг сливаются в калейдоскоп, теряя свои образы.