Сделав последний успокоительный вдох, Джон пожалел о выпитой бутылки виски за десять минут. Он пил ее, как воду, но сейчас отчетливо чувствовал в своих висках.
- А ты что тут забыл? – Наконец-то голос звучал ровно, без тени боли, такая маленькая победа над своим телом слегка порадовала Джона.
Док вышел из оцепенения и на пару секунд расширил глаза от полнейшего удивления и ужаса: ему совершенно не хотелось, чтобы Джон стал свидетелем его задания. Все должно было пройти тихо, без посторонних. Его глаза забегали по помещению и остановились на небольшой поверхности, где до сих пор мирно спала малышка.
Там же остановился и взгляд Джона. Что-то крохотное, завернутое в непонятного светлого цвета пеленки лежало на поверхности тумбы. Это казалось куклой с видневшимся лишь личиком: округлые щечки, крошечный, как точка, носик, крупные веки, закрывающие глаза и короткая полоска нижней губа с прекрасной галочкой из верхней на однотонной светло-бежевой коже. Если бы не еле слышный звук посапывания, который сейчас стал уловим и мягко вздымающейся груди – ничего бы не выдавало в этом малыше жизнь.
Челюсть снова сжалась, но он заставил себя кивнуть, как профессионал своего дела:
- Работаешь.
Док неуверенно кивнул, словно с облегчением, что его поняли и переступил с ноги на ногу, чуть повернувшись к ребенку и перекладывая подушку из рук в руки, чтобы получше обхватить.
-Ты сделаешь это сейчас?
- Нужно быстрее, - как бы оправдываясь произнес док, словно никогда раньше так не поступал и занес подушку повыше, скрывая ребенка из поля своего зрения.
Неотрывно смотреть на свою цель – было работой Джона. Смотреть на смерть и понимать, что работа выполнена – было одно из преобладающих чувств в его жизни. Выбивать дух из человека своими руками, ногами или любой другой частью тела или предметом, прямо или косвенно касающимся его рук – было средством обеспечения жизни. Это было составляющим его жизни: следить, бить, убивать. Это было то, что он умел делать и то, что он разрешал видеть остальным. И всегда все проходило более-менее гладко, он никогда не моргал, не отворачивался и не терял цель из виду.
Но сейчас крохотное личико скрылось за подушкой, нависающим над ним, как ботинок, над муравьем. Джон видел лишь крохотные ножки, крепко завернутые в пеленку, и часть животика, слабо приподнимающимся и опускающимся. Эта кроха живет лишь несколько часов, может меньше и уже кому-то насолила. Скорее всего, это нагулянный ребенок или девочка.
Нет. Он помотал головой. Это задание. Ни ребенок, ни девочка, ни мальчик. Здание.
- Нет, - из него словно вышел весь дух вместе с этим коротким словом. Это не могло быть заданием, не тогда, когда он в третий раз лишился сына. Но это было и не его задание. – Не при мне.
Отчаянно следя за каждым своим мускулом, чтобы не напрягся лишний и не дернул, как в домино, остальные, Джон вышел из кладовой и тихо закрыл за собой дверь. Единственным желанием было убраться подальше от сюда, унести ноги из этой чертовой больницы, города, страны. Сбежать от зверей, считающих себя в праве распоряжаться жизнью тех, кто даже не имел о ней представления. Но в глубине больницы лежала жена, которую он искренне любил и не представлял себе, как сможет ее оставить. Можно бежать только с ней, но изначально придется ее в этом убедить. Необходимо найти способ, не рассказывая о ситуации, свидетелем которой он только что стал: это точно убьет ее. Нужно все продумать, все детали. Убежать так, чтобы никто не смог их найти, а если бы нашел, то иметь достаточно информации для шантажа.
С окаменелым телом Джон заставил себя уйти прочь от кладовой и направиться в сторону палаты жены, продумывая новую цель своей жизни: разрушить это общество. Сейчас, став свидетелем убийства ребенка, он не понимал, как до этого мог сосуществовать здесь? Как мог быть сам убийцей? И самый большой вопрос заключался в том: что же теперь делать? Этот круг Ада казался непреодолимым: ведь если он решит уйти и никогда не лишать никого жизни, то не сможет этого сделать, чтобы самому не лишиться жизни.
Перекидывая из одной руки в другую пустую бутылку из под виски, он разглядывал на Рози, которая еще не отошла от наркоза и мирно спала, пока не представляя весь ужас, нависший над ней. Разглядывал и представлял себе с ней совершенно другую жизнь, как бы они жили на свободе от всего этого и снова в уголках глаз защипало...