Закинув свою сумку на плечо, Мэдди, нелетающий дирижабль, миновала щит «Нарушители будут отправлены в компост!» и пошла по улице. Она чувствовала себя сказочной героиней, избавившейся от чар злой ведьмы и сбежавшей под покровом ночи. Для полноты сюжета не хватало одного. Принца, черт бы его побрал!
Добравшись до деревни, Мэдди открыла свой «роладекс». Адреса и телефоны Джиллиан занимали четыре с половиной страницы. Приготовив монеты, Мэдди нашла телефонную будку и позвонила по всем номерам: Арчибальду, чьи трусы были больше, чем его коэффициент умственного развития; Монтгомери, заставившему Джиллиан платить за себя в «Макдональдсе»; Майло Роксбургу, чья спина выходила из строя чаще, чем Мэдди и Джиллиан выходили в свет; Гарольду, с полноценным задним сфинктером; престарелой кинозвезде, ненавидевшей куннилинг; романисту-алкоголику из Йоркшира, имевшему склонность к винным клизмам; Хамфри, этой морщинистой заднице. Только Морис, теперь уже окольцованный Король монофибрового наращивания волос, смог с уверенностью сообщить, что видел, как спина Джиллиан мелькала на светском небосклоне. Он дал Мэдди телефон последнего кавалера Джиллиан, некоего господина по имени Найджел, главного поставщика племенных собак породы «корги» Ее Величеству. (Почему-то Джиллиан никак не удавалось отхватить себе пэра – кроме того, который «загнулся» в Мексике.)
Мэдди уже собралась повесить трубку, когда на том конце провода раздался знакомый голос:
– Ах, это ты! Ну как, дорогая, я стала тетей?
– Неужели это правда? – поинтересовалась Мэдди. – Племенные корги? Чем эти собачки так замечательны? Они носят рубашки с воротником апаш и тоненькие золотые цепочки?
– О, ты имеешь в виду Найджела? Знаешь, дорогая, эрекция возникает у него только тогда, когда он сидит на деревянном коне-качалке, – призналась Джиллиан. – Я несколько дней назад выбросила его на свалку.
– Теперь понятно, что ты была очень занята, поэтому и не смогла связаться со мной, – саркастически заметила Мэдди.
– Будучи потенциальной клиенткой исправительного учреждения, я избегала контактов со своими знакомыми и появлялась лишь в самых скромных заведениях. Сейчас я только что вернулась из клуба «Граучо».
– Алекс там был?
– Нет.
– Отлично. Возможно, он сдох.
– О, понятно. Вот так обстоят дела, да?.. Я приеду за тобой, – сказала Джиллиан, выслушав достойную изложения в готическом романе историю о злой ведьме Гарриет Филдинг и простодушной и наивной Мэдлин Вулф. – Ты где?
Предложение Джиллиан окрылило Мэдди, и она стряхнула с себя оцепенение.
– Я в телефонной будке на углу, – ответила она, вглядываясь в пейзаж, достойный «Доктора Икс».[69] – Здесь три дорожных знака: «Смотрите налево», «Внимание! Лягушки на дороге» и «Ремонт дороги».
– Никуда не уходи. Я скоро приеду. Естественно, она никуда не уйдет. Ей просто некуда идти. Она не видит своего будущего. Потому что в фонарь в конце тоннеля не вкрутили лампочку.
Великое бегство
Через четыре мили по шоссе М4 плавное течение спасательной операции застопорилось. Пришлось съехать на обочину, чтобы Мэдди поменяла колесо у машины Джиллиан, у этой взятой напрокат колымаги. Это была даже не машина, а скорее моторизованные кроссовки «Адидас», которые с трудом доставали до бамперов других машин.
Когда их осветили фары проехавшей мимо машины, Мэдди украдкой взглянула на Джиллиан. Ее не изменили ни косметическая операция в Беверли-Хиллз, ни долг в пятнадцать тысяч. Единственным, что, кажется, изменилось в ней, было имя. Мэдди не знала, какая из запасных покрышек привлекает ее больше – «лысая» в багажнике или новенькая, но крохотная, как от мотоцикла, сохранившаяся на талии Джиллиан.
– Итак, Мэдди, очевидно, это наш последний содержательный разговор, так что давай воспользуемся этой возможностью наилучшим образом. – Джиллиан облокотилась на капот и принялась изучать свои ногти. О машинах она знала только одно: как выбраться с пассажирского сиденья «порша», не выставляя на всеобщее обозрение нижнее белье. – После родов, дорогая, ты превратишься в растение. Тебя будут заботить лишь пинетки, бутылки и подгузники.
Мэдди ослабила гайки на колесе.
– Если я действительно превращусь в овощ, дай слово, что скажешь мне об этом, ладно? – попросила она.
– Больница на Грейт-Портланд-стрит, – неожиданно объявила Джиллиан.
– Что?
– Это выбор Ферги и Джерри Хилл. Вот где надо рожать.
Мэдди внимательно посмотрела на подругу.
– С каких это пор тебя волнуют такие вещи? Неужели тебе понравилось заглядывать в чужие коляски?
– Ну, кто-то же должен заботиться о тебе. – Голос Джиллиан заскрипел, как шестерни в коробке передач. – Я не хочу, чтобы ты бросила ребенка где-нибудь в лесу. Его вскормит волчица, он вырастет и заложит город, где будет взиматься плата в тысячи лир за так называемый первоначальный дизайн – тот самый дизайн, которого навалом на Хай-стрит по десять фунтов.
– Кто бы мог подумать, – проговорила Мэдди, накачивая колесо ножным насосом, – что в этой груди, под блузкой от «Москино», бурлит материнский инстинкт?
– Моя дорогая, в объявлениях в «Таймс» всегда пишут название больницы. Если человек не сообщает название больницы, то очевидно, что он пользуется – Джиллиан понизила голос и с пренебрежением закончила: – ГСЗ![70] Нет, название больницы так же важно для автобиографии, как Роудин,[71] куда, между прочим, ты просто обязана определить ее.
– Определить. – Морщась и отдуваясь, Мэдди подняла проколотое колесо. – Кажется, вы то же самое делаете с собаками? Определяете, когда их усыпить.
– Есть еще Линдо-Уинг. Там родились принцы Уильям и Гарри и три дочери Джелдоф.
– Как я смогу все сохранить в тайне?
– Разве тебе не хотелось бы иметь собственную палату? Великий Боже, я бы потребовала целое крыло.
– А где мы возьмем бабки, чтобы заплатить за все это? – Мэдди надела колесо на болты и закрутила гайки. – Если ты помнишь, из пластиковых карточек у тебя осталась только карточка донора органов.
– Из того, что я сэкономила на пластической операции.
Мэдди в глубине души порадовалась, что не сказала Джиллиан, будто та после ремонта и в новой обивке выглядит похудевшей фунтов на сто.
– Так ты не сделала операцию?
– В аэропорту меня встретил длиннющий лимузин и доставил в отведенное мне бунгало на территории больницы. Знаешь, что там ожидало меня? Дюжина красных роз, коробка шоколадных конфет в виде сердца и любовное стихотворение, сочиненное мужчиной, который любит меня достаточно сильно, чтобы заплатить за все это. А еще приготовленный по специальному заказу романтический ужин на двоих. И я подумала: какого черта я делаю? Страшная правда заключается в том, что я стала другой. Пора мне менять свою жизнь, Мэдди.
– И каким же образом ты намерена изменить свою жизнь? – Насос возмущенно зашипел, когда Мэдди сложила его и закрепила скобой.
– Ра-бо-той, – Джиллиан выплевывала каждый слог, как будто они были отравлены. – Это все, что осталось мне в этом богатом кружеве жизни. Я сейчас ищу какое-нибудь место в офисе, с рабочим графиком с двенадцати до часу и часовым перерывом на обед…
* * *Мэдди было приятно увидеть яркие точки огней Лондона. Прижавшись лицом к стеклу, она попыталась представить, какая получилась бы картинка, если бы их все соединить одной линией.
Припарковав свое ржавое корыто – в Лондоне проще сделать операцию по изменению пола, чем найти свободное место на стоянке, – Джиллиан, навалившись плечом, открыла дверь своего последнего жилища – квартиры на Клэпхем-Джанкшн.
Мэдди с интересом разглядывала табличку под звонком.
– Я могла бы смириться с Эспиналл-Ханникат, но вот «леди»?
– Я решила довести дело до конца. До сих пор передо мной вставали на колени, только когда занимались моими мозолями.
– Так вот почему ты столько времени проводила у врача! – Мэдди втащила свою сумку в квартиру. Стены были выкрашены в никотиново-желтый цвет. Более темные пятна отмечали те места, где у прежних хозяев висели постеры.