Да, кроме стрельбы по зайцу, Киш попрактиковался еще в стрельбе на большей дистанции, когда попытался подбить любопытного песца, привлеченного выбрасываемыми мной внутренностями и головами Кишевой добычи и сопровождавшего нас почти с самого утра. Этот облезлый полярный лис, где то повредил лапу и теперь ковылял на трех, что не мешало ему успешно удирать, когда Киш пытался устроить с ним соревнования по бегу. А вот стрельба из лука его совершенно не беспокоила, и он "смирно стоял под стрелами врагов". Попасть в него с расстояния в пятьдесят-семьдесят метров Киш не сумел, сколько ни пытался, а ближе Триффид, как я его обозвал за хромоту, к охотнику не приближался, даже когда тот оставлял приманку из заячьей головы и ждал его. Так что, не дождавшись песцовой шкурки и проникшись к ловкому лису симпатией, я запретил Кишу обижать песца, и тот с видимым облегчением оставил жулика в покое. Да, и на зайцев Киша я поощрял охотится только из-за шкурок, запасы рыбы и свежие поступления мяса создали неожиданный избыток продуктов, а ведь их нужно было носить.
Эти шкурки, снятые, как я уже говорил чулком, я распарывал по животу, часто прокалывая по одной линии костяным острием, тем же способом частых проколов разрезал шкурку с лапок на шнурки, которыми потом сшивал шкурки между собой. Таким образом, к ночи у меня была непромокаемая накидка метр на метр, что очень пригодилось, тем более, что погода снова начала портиться, усиливая дискомфорт от холодного ветра мелким дождем.
Вечером, после обычных хлопот в виде разведения костра, ужина, закладки рыбы на копчение на завтра и изготовления спальной корзины, я успел сделать три нормально оперенных подобранными за день в тундре перьями полудлинных стрелы, два относительно тяжелых копья и четыре более легких, типа дротика. Правду сказать, все оружие было на редкость корявым и неказистым, но стесняться было некого, Кишу все равно, а перед своей и без того не сильно возбухающей совестью я оправдывался отсутствием инструментов.
После этого я устроил Кишу практические занятия по метанию копья, и здесь он снова буквально потряс меня своей феноменальной силой. Если я с трудом забрасывал метательное копье за тридцать пять шагов, то он без проблем метал на все пятьдесят. Причем делал это он первый раз в жизни, я лишь несколько раз показал ему, как метать снаряд навесом, чтобы он полетел дальше, и как точно поразить близкую цель. Самому мне тоже не приходилось метать копье, только в школе гранату, к тому же я не отличался взрывной силой и резкостью в движениях, мой организм был больше заточен под выносливость. В этом смысле мой невысокий результат был объясним, но чтобы малыш настолько меня превзошел, я просто не мог поверить.
Я отобрал у Киша опасный колющий инструмент, поправил расшатавшийся костяной наконечник, и показал, как пользоваться тяжелым копьем в ближнем бою, работая снизу, как штыком, и сверху, словно готовясь к броску вдаль. Мои познания в фехтовании на копьях были весьма смутными, но они всяко превосходили опыт Киша, никогда не державшего в руке ничего, кроме дубинки.
Утро выдалось пасмурным и слабодождливым, мы позавтракали, Киш сырым зайцем, я копченой рыбой. В безмятежном и полусонном настроении я готовился к походу, собирая пожитки и сгребая угли в корзинку, и чуть не подпрыгнул от громкого возгласа Киша:
— Мхо! Сьхо! — Киш побледнел и мелко трясся в особом возбуждении.
Встревоженный его необычным поведением, я посмотрел по направлению его взгляда. По равнине в нашу сторону легкой рысью бежали двое, нет, трое, да, три человека, и поняв, что так взволновало моего маленького друга, я вздохнул с облегчением, торжественно объявив: