Мы снова рассмеялись, потом вместе пошли вдоль полок с товарами, толкая перед собой тележки. Рики сказал:
— Хочешь знать правду? Просто Мэри больше нравятся «Хаггис» — вот и все.
— Понятно.
Рики заглянул в мою тележку и сказал:
— Вижу, ты покупаешь обезжиренное органическое молоко…
— Брось, Рики, — мне больше не хотелось препираться. — Как дела у вас в офисе?
— Знаешь, все идет отлично — просто на удивление, — ответил он. — По-моему, технология продвигается прекрасно. Недавно мы показывали ее богатым дядям, и все прошло замечательно.
— Как там Джулия? — спросил я как можно осторожнее.
— У нее все отлично. Насколько я знаю, — сказал Рики.
Я взглянул на него. Не стал ли он вдруг слишком сдержанным? Не старается ли следить за выражением своего лица? Не пытается ли что-нибудь утаить? Непонятно.
— Вообще-то я вижу ее нечасто, — продолжал Рики. — В последнее время она редко появляется в офисе.
— Признаться, дома она тоже бывает мало.
— Да, она почти все время проводит на производственном комплексе. Там сейчас творится основное действо. — Рики быстро взглянул на меня. — Знаешь, это из-за нового технологического процесса.
Производственный комплекс компании «Ксимос» был построен в рекордные сроки, особенно учитывая то, насколько сложное у них производство. В этом здании они собирали молекулы из отдельных атомов. Складывали фрагменты молекул в единое целое, как в конструкторе Лего. Большая часть работы совершалась в вакууме и требовала чрезвычайно мощного магнитного поля. Поэтому на фабрике «Ксимоса» было множество громадных вакуумных насосов и мощные холодильные системы для охлаждения электромагнитов. Но, по словам Джулии, основное технологическое оборудование этого комплекса было уникально. Ничего подобного нигде и никогда еще не строили.
Я сказал:
— Поразительно, что им удалось так быстро построить фабрику.
— Ну, знаешь, приходится поторопиться. «Молекулярная Динамика» дышит нам в затылок. Мы должны были построить фабрику и запустить производство, должны были пустить запатентованные технологии на конвейер. Но эти парни из «МолДина» и «НаноТеха» все равно не очень отстали от нас. Мы оторвались на несколько месяцев, не больше. Может, на полгода — если повезет.
— Значит, вы уже собираете молекулы на фабрике? — спросил я.
— Точно, Джек. Собираем, по полной программе. Уже, наверное, несколько недель.
— Не знал, что Джулия интересуется такими вещами, — я всегда считал Джулию специалистом по людям — учитывая, что в прошлом она была психологом.
— Признаться, она очень увлеклась этой технологией. Кроме того, они там занимаются еще и программированием, причем очень плотно, — сказал Рики.
— Ну знаешь — повторяющиеся циклы по мере усовершенствования производства.
Я кивнул.
— А что программируют?
— Распределенная обработка данных. Мультиагентные сети. Так мы заставляем отдельные элементы действовать согласованно, как единое целое.
— И все это для того, чтобы сделать медицинскую камеру?
— Да. — Рики помолчал и добавил: — Кроме всего прочего.
Он посмотрел на меня немного смущенно, как будто только что нарушил договор о неразглашении производственных секретов.
— Можешь не рассказывать, — успокоил его я.
— Нет-нет, — быстро сказал он. — Боже мой, Джек, мы же с тобой так давно друг друга знаем, — он хлопнул меня по плечу. — И твоя супруга у нас в начальстве. Я имею в виду — какие проблемы?
Но Рики по-прежнему казался смущенным. Выражение его лица не соответствовало словам, которые он говорил. А еще Рики отвел взгляд в сторону, когда произносил слово «супруга».
Дальше разговор не клеился, и я напрягся. Это было такое неприятное внутреннее напряжение, которое возникает, когда ты думаешь, что другой парень что-то знает, но тебе не рассказывает — потому что смущается и не знает, как такое сказать, потому что не хочет в это впутываться, потому что на такое опасно даже намекать, потому что он думает, что ты сам должен во всем разобраться. Особенно если он знает что-то такое о твоей жене. Например, что она гуляет налево. Он смотрит на тебя, как на смертельно раненного или даже ходячего покойника, но не может ничего тебе сказать. Из собственного жизненного опыта я знал, что мужчины никогда не рассказывают другим мужчинам, если знают что-то этакое об их женах. Зато женщины всегда рассказывают другим женщинам, если узнают об изменах их мужей.
В этом-то все и дело.
Но я был так напряжен, что мне хотелось…
— Ого, я совсем забыл про время, — сказал Рики и лучезарно улыбнулся.
— Я задержался, Мэри меня убьет — надо бежать! Она и так уже недовольна, потому что мне придется следующие несколько дней пробыть на фабрике. Так что и меня не будет в городе, пока наша домработница в отъезде… — он пожал плечами. — Ну, ты знаешь, как это бывает.
— Да, конечно. Удачи!
— Ну, счастливо!
Мы пожали друг другу руки и распрощались. Рики укатил свою тележку за угол витрины и исчез.
Иногда очень трудно заставить себя думать о чем-то неприятном. Никак не удается сосредоточиться на проблеме. Мысли словно сами собой ускользают куда-то в сторону — нет уж, спасибо, давайте сменим тему… Именно это со мной сейчас и происходило. Я не мог думать о Джулии, поэтому стал думать о том, что Рики рассказал мне об их производственном комплексе. И в конце концов я решил, что это имеет смысл, хотя и противоречит общепринятому мнению о нанотехнологиях.
Среди тех, кто занимается нанотехнологиями, давно уже ходили разговоры, что, как только будет изобретен способ производить что-то на молекулярном уровне, это окажется также просто, как пробежать милю за четыре минуты. Любой сможет это сделать, и с конвейеров множества фабрик по всему миру хлынет нескончаемый поток чудесных молекулярных созданий. Волшебные новые технологии за считанные дни изменят жизнь людей — стоит только кому-нибудь придумать, как их сделать.
Но, конечно же, это никогда не произойдет. Сама эта идея абсурдна. Потому что, в сущности, производство молекул ничем принципиально не отличается от производства компьютеров, или производства автомобилей, или какого-нибудь другого производства. Понадобится много времени, чтобы отладить его как следует. Собственно, сборка новых молекул из отдельных атомов очень напоминает создание компьютерной программы из отдельных цепочек кодов. А компьютерные программы никогда не получаются сразу, с первой «сборки». Программистам всегда приходится проверять все и перепроверять, находить прорехи в программе и исправлять неудачные цепочки кодов. И даже когда компьютерная программа составлена, она никогда, никогда не работает правильно с первого раза. И со второго тоже. И с сотого. Программу приходится исправлять и подчищать, дополнять и усовершенствовать снова и снова, снова и снова. И снова.
Считается, что с изготовлением молекул получится то же самое — их придется исправлять и совершенствовать снова и снова, прежде чем они наконец начнут работать правильно. А если «Ксимос» хочет, чтобы «рои» молекул действовали согласованно, им надо будет выверять и совершенствовать еще и способ сообщения молекул друг с другом, какими бы ограниченными ни были эти сообщения. Потому что, если молекулы взаимодействуют между собой, получается примитивная сеть. Чтобы организовать ее работу, наверное, придется использовать программу распределения сигналов в сети. Программу такого типа, какие я разрабатывал для компании «МедиаТроникс».
Я прекрасно мог представить, как пыхтят они над программами параллельно с производством своих молекул. Однако я никак не представлял себе, чем там может заниматься Джулия, пока они это делают. Производственный комплекс «Ксимоса» расположен довольно далеко от центрального офиса фирмы. Фабрика находится в такой глухомани — где-то посреди пустыни возле Тонопа, в штате Невада. А Джулия никогда не любила торчать в глухомани.
Я сидел в приемной у педиатра, потому что малышке нужно было сделать очередную прививку. В комнате было четыре мамаши, которые укачивали больных детей, пока старшие дети играли на полу. Мамаши разговаривали друг с другом, а на меня упорно не обращали внимания.