Выбрать главу

Аксана позвонила Варову и спросила:

– Игорь, а вот эта война с наркоторговлей, про которую Санников и Кабанов говорят, – это твой фонд «Город без наркотиков» затевает?

Возможно, Варов и правда уже затевал. Возможно, это Аксана своим звонком подсказала ему предоставить свой офис под штаб антинаркотического движения. Так или иначе он ответил:

– Соберемся, наверное, обсудим, что делать.

– Где? У тебя в подвале?

– Ну, наверное, у меня в подвале.

– А Хабаров будет?

– Ну, – в голосе у Варова было сомнение. – Пригласим, посмотрим.

– Игорь, это же надо снимать!

Уговаривать Варова сниматься, да еще и не для местного телевидения, а для федерального – было излишне. Оставалось только уговорить федеральное телевидение. Аксана работала в Екатеринбурге корреспондентом программы «Взгляд». Ведущий этой программы Александр Любимов не очень-то хотел разбираться в уральских проблемах, поначалу от сюжета отказывался, но Аксана уговорила его:

– Хабаров будет, уралмашевские. Не знаешь, кто такой Хабаров? Как тебе объяснить? Аль Капоне! Корлеоне! Бандитская сходка! У тебя был когда-нибудь репортаж с бандитской сходки?

В результате в подвале у Варова, то есть в офисном и складском помещении под варовским магазином, там, где сейчас стоит небоскреб «Высоцкий», никакой, конечно, бандитской сходки не было. Были предприниматели, врачи, члены молодежного крыла правящей партии «Единство», журналисты, спортсмены. А из уралмашевских только один Хабаров и был. Впрочем, предприниматели, врачи, молодые политики и спортсмены походили на бандитов куда больше Хабарова – взрослого, спокойного и даже улыбчивого человек в костюме и галстуке (только руки выдавали, набитые костяшки пальцев). Московская редакция осталась довольна картинкой и пригласила Варова, Ройзмана и Кабанова в Москву на эфир.

Но еще прежде Хабаров опять сказал свое слово – короткое, но веское. Предложил устроить в цыганском поселке демонстрацию против наркоторговли. В самом эпицентре ее, там, где сходятся улицы Печатников, Тельмана и Военного флота.

– Завтра в двенадцать? – спросил Хабаров. И, набрав телефонный номер, проговорил в трубку: – Завтра в двенадцать в цыганском поселке пусть все наши ребята будут. Просто постоять.

Там узенькие улочки. Заборы, палисадники, домишки. Цыганские кирпичные особняки с башенками и коваными решетками торчат порознь, как цинготные зубы. Гаражи из листового железа, крашенного масляной краской, кучи строительного мусора. И вот к назначенному часу стали подъезжать машины. Черные с тонированными стеклами. Парковались наискось, и из машин выходили мужчины в черных кожаных куртках. Выходили и стояли, покачиваясь на каблуках. Молча. Десять человек, двадцать, пятьдесят, сто, триста, полтысячи… Обменивались короткими рукопожатиями. Но не говорили ни о чем. О чем тут говорить? Стояли молча. А в окнах цыганских особняков отгибался уголок шторы и выглядывал в щелочку женский глаз.

Среди этих мужчин в черном бестолково бегали журналисты с телекамерами на плечах. Но ни о чем нельзя было спросить. Говорили только Кабанов и Ройзман, но и те выглядели какими-то растерянными. Болтливыми какими-то на фоне уралмашевских бойцов. И толкового сказали только, что в городе начинает работать пейджер, абонент «Без наркотиков», и на этот пейджер каждый горожанин может послать сообщение, если ему известно, где находится наркоторговая точка или притон. И… Можно было представить, как поведут себя эти мужчины в черном, если сообщить им, где находится наркоторговая точка или притон.

Часок постояли и разъехались. Но не по своим делам, а на охоту. После демонстрации в цыганском поселке еще несколько дней, недель, может месяц, триста уралмашевских машин рыскали по городу и охотились на наркоторговцев. Может быть, машин было всего десять, но страху они навели, и слух шел, что триста. Закладывал ли мелкий пушер героиновую фитюльку под урну где-нибудь в сквере, чтобы невозможно было в милицейском протоколе зафиксировать факт продажи, но без всякого протокола останавливалась рядом черная машина с тонированными стеклами, выходили из машины двое бойцов и били наркоторговца смертным боем. Вырывал ли наркоман у женщины сумочку на улице, бежал ли в подворотню – этот черный патруль догонял и бил в подворотне так, что не всякий встал. А наркоторговцам покрупнее, прятавшимся за решетками особняков, за высокими заборами, перелетали через забор ручные гранаты и разрывались во дворе. Никого не ранили, но шуму было много, и тучные цыганские женщины долго потом лежали на полу среди осколков стекла и боялись встать.