– Почему, думаете, наркотиками? – спросил Ройзман, у него лампочка зажглась в голове, сигнальный маячок: наркотики, цыган, наш случай.
– Машины к нему ездили непонятные. Люди на корточках у забора сидели. Со станции ходили, а на станции шприцы валяются, все видели.
Ройзман слушал, наклоня голову, как птица, прежде чем клюнуть жука. А мужики продолжали рассказ.
Серега Зубарев, стало быть, позвал соседа дядю Вову, зашел к Сереге Городилову, который рядом с Цыганом живет, и втроем они направились к Цыгану, но дома не застали, а застали только жену его и работника, отругали их, дали работнику затрещину и велели передать Цыгану, чтобы убирался из деревни, раз от него воровство.
А к вечеру Цыган сам перезвонил Сереге: дескать, зачем выгоняешь, давай поговорим, встретимся, договоримся по-хорошему. И забил стрелку назавтра на железнодорожном переезде.
«Стрелка» – это очень специфический способ договориться. Предполагается, что каждый из договаривающихся приводит с собой человек по десять мужиков и, может быть, вооруженных. Двое договариваются, а мужики с той и с другой стороны смотрят, следят за каждым жестом, слушают каждое слово, и каждую секунду нервы у них могут не выдержать, и начнется хорошо если драка, а то и бой. Поэтому договаривающиеся договариваются очень осторожно, не грубят, следят за словами, думают о последствиях.
На стрелку на следующий день сагринские мужики пришли, прихватив с собой еще и исетских мужиков, а Цыган – не пришел. Его ждали несколько часов. Подождали-подождали, да и разошлись: пятница была, у всех бани топились, а у Сереги Городилова был еще и день рождения.
– Пьяные были? – среагировал Ройзман на ключевые слова «пятница», «баня» и «день рождения».
– Нет, праздник на субботу намечался. Не пьяные. Совсем.
А к одиннадцати вечера позвонили кому-то знакомые из Исети. И передали, что едет в Сагру целая колонна машин. Ошибиться нельзя – в Сагру дорога одна. В колонне машин пятнадцать, в каждой машине кавказцы, человек шестьдесят всего и многие вооружены. И эта весть пошла распространяться по Сагре, как пожар. Серега Городилов (молодой, тот, что напротив Ройзмана слева) выскочил из дому и побежал к околице. Позвонил отцу. Отец его Виктор Городилов (немолодой, тот, что теперь напротив Ройзмана справа) схватил охотничье ружье, рассовал по карманам патроны, сел на мотоцикл и тоже поехал к околице. И Сереге Зубареву звонили, тот в бане парился с детьми. Выскочил, наскоро оделся, взял из-под застрехи обрез, сунул в рукав и – к околице. У Виктора Городилова ружье было зарегистрированное, у Сереги Зубарева обрез – незаконный, да.
Так, телефонными звонками и криками набралось десятеро мужиков. А стволов у них на всех было только три.
Колонну машин встретили за деревней. Машины остановились. Из передней вышел человек с обрезом. К обрезу был приделан самодельный глушитель из пластиковой бутылки. Закричал что-то. Серега Зубарев укрылся за стволом и выстрелил в их сторону. Виктор Городилов тоже выстрелил. А у Сереги Городилова ствола не было, кинул в сторону нападавших шишку и крикнул «граната!».
Потом нападавшие рассыпались по лесу. Еще стреляли что-то, кричали. Потом прибежали бабы сагринские с граблями и с вилами. Кого-то из нападавших били.
Потом нападавшие отступили. У них было два раненых. Один сам дошел до машины на посеченных ногах. Другого азербайджанцы волокли. А может и не азербайджанцы они, а какие-то еще кавказцы, но, говорят, потом довезли своего раненого до больницы, на пороге бросили и даже не посигналили. А когда врачи, наконец, раненого у себя на пороге заметили в темноте, тот уж и умер от потери крови.
А еще потом менты возбудили уголовное дело. Только не против кавказских бандитов за попытку напасть на деревню. А против сагринских мужиков за то, что защищались. И вот теперь они, мужики, под следствием, а Серега Зубарев – в тюрьме.
Так примерно рассказали эту историю Ройзману сагринские мужики. Ройзман выслушал их и стал вести себя как обычно. Поехал к людям. В Сагру. Стоял на деревенском перекрестке, как когда-то стоял на перекрестке в цыганском поселке. Слушал, что люди рассказывают, как когда-то в цыганском поселке слушал, что рассказывает Дюша.
Его окружили бабы и долго на разные голоса повторяли все то, что Ройзман уже и так знал. И чем больше разъясняли, тем становилось запутаннее. Кто кому позвонил, кто был в бане, кто кого позвал – какое это имеет значение, кроме того, что людям важно, чтобы их выслушали?
В гуле разрозненных сведений о сагринском происшествии Ройзман выделил только одну существенную новость. Оказывается, сагринцы писали заявление в областную прокуратуру, но заявление у них не приняли, сказали, что не в областную прокуратуру надо писать, а в районную. И Ройзман твердо людям пообещал, что лично возьмет у них заявление и лично передаст областному прокурору.