— Между контролем и защитой есть разница, — заметил он.
— Да, так что будь осторожен, не переступай эту черту. Которую, могу добавить, ты переступил этим утром. — Я была в ударе. — И раз мы заговорили о контроле, то я, возможно, и не изменилась, но ты изменился. Ли, которого, как мне казалось, я любила, будучи подростком, — теперь нет.
При этих словах Ли разозлился, и его глаза сузились.
— Я ничего не скрываю.
— Намекаешь, что я скрываю?
— Господи, Инди, если бы ты построила вокруг себя стену еще больше, она была бы такой толстой, что ты находилась бы в гребаной Мексике.
— Да я как открытая книга!
— Чушь собачья.
Я издала сердитый звук, который прозвучал так, словно меня ударили в живот.
— Что ты хочешь этим сказать? — потребовала я.
Выражение его лица изменилось, в нем появилось нечто такое, чего я никогда раньше не видела. Нечто, что напугало меня до чертиков.
Когда он заговорил, его голос был тише, нежнее.
— Каждый день ты живешь так, будто завтра не наступит. Твоя мама умерла, не дожив до твоего возраста. Ты видела, как твой отец выбрал жизнь одиночки, не попытавшись заменить ее кем-то. Не нужно быть психологом, чтобы собрать все это воедино и понять, почему ты заботишься обо всех Рози и Тексах мира, но не позволяешь никому приблизиться к тебе.
И в этот момент я действительно почувствовала удар в живот.
Я отвернула голову и снова дернулась.
— Слезь с меня.
— Не-а. — Он обхватил пальцами мою челюсть и заставил посмотреть на него. — Я не слезу, не уйду, больше не буду играть в игры и тратить зря гребаное время. Я не верю во всю эту чушь о судьбе и предназначении. Я верю в то, что, насколько я могу судить, до сих пор я не встречал другой такой женщины, которая бы соответствовала моей жизни, как ты. Кому все равно, если я вернусь домой поздно после того, как она приготовит особый ужин. С которой не случится припадок, если я скажу, что одного из моих людей подстрелили, и выслушаю все о том, как она относится к моей работе. Ты пошла и приготовила всем кофе, черт возьми. Ты — женщина, которая предостерегает меня быть осторожным, когда я говорю, что отправляюсь охотиться на людей, вместо того, чтобы пилить и ныть о своих чувствах из-за моего выбора карьеры. Большинство потеряли бы гребаный разум, если бы к ним на кухню ворвался один из их сотрудников с пистолетом и начал палить по соседям. Ты же провела то утро, готовя кексы, а днем спала на солнышке. Ты живешь жестко, играешь жестко и, кажется, ничего не боишься, но умудряешься сохранять в себе почти нереальную нежность. Ты хотела, чтобы я сказал тебе, почему уверен в тебе, — вот, почему. Ты воспитывалась в неполной семье, отцом-полицейским, ты знаешь, как обстоят дела. Я не испытываю ни малейшего интереса учить кого-то этому, и мне нужен кто-то достаточно сильный, чтобы жить с этим. И это ты.
Я уставилась на него широко раскрытыми глазами. Никогда в жизни я не слышала, чтобы Ли говорил так много за один раз. А я знала его всю жизнь.
— Как часто в твоих людей стреляют?
— Стреляют слишком часто. Попадают, к счастью, редко.
Я хотела спросить, как часто в него стреляют или попадают. Мне было интересно, но ответа знать не хотелось. Поэтому я не стала спрашивать.
— Разумное решение, — пробормотал он. Он у меня в голове. Снова.
— Мне действительно становится страшно, — прошептала я, — ты меня пугаешь.
Ли прищурился.
— Это лучшее, что я слышал за неделю.
Я была ошеломлена.
— Что ты меня пугаешь?
Его губы коснулись моих губ.
— Если я тебя пугаю, значит, небезразличен тебе. Я тот же Ли, только старше и умнее. Ты любишь меня, в конце концов, твоя стена рухнет, и ты признаешься в этом себе, а потом и мне.
Боже, какой же он самоуверенный.
Его руки начали блуждать по моему телу, и Ли снова уткнулся носом мне в шею.
Очевидно, наша маленькая драма закончилась.
— Не думаю, что я перестала злиться на тебя.
— Это ничего, — сказал он мне на ухо, — я все равно могу заниматься с тобой любовью, когда ты злишься.
Невероятно самоуверенный.
— Я так не думаю, — возразила я.
Его рука скользнула между моих ног, пальцы совершили восхитительный круговорот, которого было достаточно, чтобы не только привлечь мое внимание, но и заставить хотеть большего.
Засранец.
Я ничего не могла с собой поделать и чуть раздвинула ноги.
В награду он меня поцеловал.
— Я обещал показать тебе, кто я такой, в основном, ты меня знаешь, но сегодня поймешь гораздо больше, — сказал он, снова уткнувшись носом мне в шею. Я вроде как слушала, но его пальцы надавили сильнее и сделали еще несколько вращательных движений, так что мне было трудно сосредоточиться. — И я обещал тебе сказать, чего хочу, и дать время принять решение.