— В доме живет больше десятка семей, — сказал он. — Откуда таксисту известно, в какую квартиру вошла Краси?
— Он и не пишет, в какую. Наличие у нее твоего ключа разъясняет нам это.
— Вовсе нет!
— Можешь отрицать сколько угодно, суд установит, что ты занимаешься сводничеством.
Тоди не ответил. Сидел, выпрямившись, невозмутимо глядя перед собой.
Я включил магнитофонную запись его разговора с Краси, сделанную в тот день, когда мы ездили за грибами. Тоди слушал, опустив голову, и не похоже было, что он удивлен.
— Что ты хотел рассказать Тони Харланову о Красимире?
— Что шляется с разными иностранцами.
— Так ведь ты сам организовывал эти встречи!
— У вас нет доказательств.
— Когда ты в последний раз видел ее брата?
— После ее смерти.
— Это ты ему подсказал — будто его сестра отравилась грибами, которые я собирал?
— Ничего подобного.
— Где ты был в пятницу между шестью и девятью часами вечера?
— До восьми — в «Балкане».
— И официанты, и те люди, с которыми ты сидел за одним столиком, утверждают, что ты ушел раньше шести. Вот их письменные показания.
Я положил перед Тоди листки с показаниями, дал ему возможность увидеть имена и подписи. Он на них и не взглянул.
— Я поехал домой.
— Влычков утверждает, что возвратился ты к началу второго тайма — то есть после восьми.
— Добирался до дому.
— Мы проверили: дорога до твоего дома занимает двадцать минут.
— Не было трамвая, я пошел пешком.
— Михнев, как бы ты ни выкручивался, у тебя нет алиби на полтора часа. В это время погибла Дашка.
— Это не я!
— Именно ты был заинтересован в ее ликвидации.
— Поймите, это не я!
— Зачем ты поручил Патлаке увезти ее на Солнечный берег?
— Ничего я ему не поручал.
— Он рассказал мне: ты заставил его увезти Дашку из Софии, потому что после смерти Краси она раскисла и могла разговориться. Я покажу тебе письменные показания Жоры, организую вам очную ставку.
— Я уже заявил, что не имею никакого отношения к смерти этих девушек. И не клейте мне никаких обвинений.
— Докажи, где ты был, и обвинения отпадут.
— Я уже сказал.
Вошел Ваклев и поставил на пол обычное оцинкованное ведро, не новое, поцарапанное с внешней стороны.
— Твое? — спросил я Михнева.
— У меня пластмассовое.
Достав из внутреннего кармана пиджака лист бумаги, Ваклев прочел три фамилии: женщина и двое мужчин, члены того же кооператива, в котором жил Тодор, присутствовали при акте изъятия ведра с его балкона, в чем и расписались.
Я спросил:
— Сейчас что скажешь?
— Это подстроено!
Я приказал Ваклеву унести ведро, а акт оставить у меня на столе.
— Михнев, — сказал я, когда Ваклев вышел, — всех этих свидетельских показаний и вещественных доказательств вполне достаточно, чтобы осудить тебя. Не дашь объяснений, где ты был в пятницу вечером, будешь обвинен в убийстве Дашки.
— А Жора может дать такие объяснения?
— Он их дал, и мы их проверим. К тому же он-то ведь не был заинтересован в ликвидации манекенщицы.
— А Тони? Он что, тоже не был заинтересован?
— Не вижу причин.
— Покопайтесь — увидите.
— Только этим мы сейчас и занимаемся.
Он замолчал. Сидел, неподвижно уставившись на полки с книгами, но вряд ли что-нибудь видел.
— В камеру, — приказал я. — У тебя там будет достаточно времени подумать.
После совещания у подполковника Веселинова, часов в пять вечера, я отправился к Розе Младенчевой. Дверь открыл ее отец. Я назвался.
— Проходите, — пригласил он. — Роза предупреждала, что вы придете.
Он провел меня в спальню, стены которой были оклеены литографиями из зарубежных журналов. Здесь были и чересчур откровенные изображения эстрадных певцов и кинозвезд со всех концов планеты. Махнув рукой на эту выставку, отец Розы сказал:
— Когда ваши дети подрастут, у вас в доме, я думаю, будет не лучше…
Он, конечно, стеснялся увлечений дочери, и тогда я тоже махнул рукой, давая понять, что не придаю им никакого значения. Указав на резную деревянную шкатулку, стоявшую на туалетном столике, Младенчев проговорил, понизив голос:
— Отсюда их украли.
— Еще чего-нибудь не хватает?
— Ничего! — звонко сказал кто-то у нас за спиной.
Мы обернулись. В дверях стояла Роза, а из-за ее плеча кивал мне Тони.
Сдержанно поздоровавшись с обоими, я взял коробку и стал ее разглядывать, хотя и так было ясно, что ничего нового не найду, коллеги из районного управления не обнаружили никаких отпечатков ни на ней, ни на ручке двери. Чего и следовало ожидать. Тодор Михнев не вчера родился, он знает, что подобные визиты надо наносить только в перчатках.