— Ага, боишься назвать вещи своими именами!
— Не боюсь, однако надо изучать их, чтобы иметь право на такие категорические заявления.
— Я и изучаю. Вот тебе еще пример: мужья подсовывают своих жен начальникам, от которых зависит их зарплата. По-твоему, что это?
— В каждом обществе есть отдельные беспринципные люди, от них всего можно ожидать.
— Опять — отдельные? Вот и изучай явления, классифицируй… Кто это напечатает?
— Нет, правда, ты что-то написал на эту тему? — спросил я серьезно.
— Через день-два выйдет мой очерк. Надеюсь, произведет впечатление.
— И на каком пороке ты сосредоточил свой огонь?
— Есть один, старый как мир, — властолюбие.
— Проблема, что и говорить. Надеюсь, тебе удастся ее поднять.
— Надеюсь, очерк тебе понравится, — ответил Тони.
Он смотрел на вход — наверное, ожидал своих приятелей, а они не появлялись, и он нервничал: грыз ногти, точно неврастеник. Раньше я за ним этого не замечал.
— Ты трудяга, — похвалил я его, желая ободрить.
— Одним трудолюбием сейчас ничего не достигнешь, — сказал Тони. — Мой отец преподаватель. Исключительно работоспособный человек, на десять голов умнее, чем его окружение. А уйдет на пенсию как простой сельский учитель.
— Но, может, труд приносит ему удовлетворение?
— Вот в этом-то и дело. Его самодовольство отравляет жизнь моей матери. Она — другой человеческий тип. Я рад, что унаследовал кое-что от нее: никогда не останавливайся на достигнутом!
— Что имеешь или чего достиг?
— Это одно и то же.
— Не согласен с тобой…
Он прервал меня:
— Какие бы аргументы ты ни приводил, у меня есть принцип: если бездарные сынки какого-нибудь шефа занимают высокие должности, почему бы мне не быть выше их? Все говорят, что я перспективный автор. Источник моей энергии — честолюбие, и я не стыжусь этого. Человек без честолюбия — живой труп.
— Ты что, недоволен местом, которое занимаешь?
— Пока доволен. А в дальнейшем успехи будут зависеть от поддержки авторитетного лица. Никто не взлетит на высокую орбиту без ракеты-носителя.
Я попытался возразить, но он снова меня перебил:
— Только не учи меня, пожалуйста, и не агитируй. Я знаю, как решаются подобные вопросы.
— Ты получил назначение в центральную газету прямо из университета. Без всякого блата. Потому что в тебе увидели перспективного журналиста.
— Да, но знаешь ли ты, сколько сил и энергии мне это стоило?
— Только поэтому ты и будешь непоколебим.
— Именно здесь ты и ошибаешься!
Он посмотрел на дверь, и лицо его вытянулось: на пороге стояла бледная, всхлипывающая Дашка.
Тони вскочил, девушка уткнулась ему лицом в грудь и разрыдалась. Следом вошел Тоди, молча мне кивнул. Тони смотрел на него вопрошающе.
— Из «Пироговки» звонили хозяйке Краси, — начал Тоди, — та позвонила Дашке… в общем, Краси умерла.
— Что?! — закричал Тони, выпуская Дашку из своих объятий.
Я поднялся и подошел к Тоди, ошеломленный страшным его сообщением.
— Врач сказал, отравление. Грибами.
— Грибами? — переспросил Тони и резко повернулся ко мне. — Вчера. Твоими грибами!
Тони сел, рядом с ним плюхнулась на стул Дашка, все так же безутешно рыдающая.
Сидящие за соседними столиками стали на нас поглядывать.
— Где она сейчас? — спросил я Тоди.
Пожав плечами, он объяснил:
— Врач спрашивал о ее родителях, да они ведь в деревне. У Краси здесь брат, но хозяйка не знает его адреса.
— А кто-нибудь из вас его знает?
— Он механик в какой-то автомастерской.
— Найдите его. Надо ему сообщить…
Я протянул руку, прощаясь.
— Мне пойти с тобой? — спросил Тони.
— Не надо.
Еще не видя всего размаха беды, я чувствовал, что она обрушится и на мою голову. Тони выразился достаточно ясно: Краси отравилась моими грибами.
Почти то же самое я услышал от врачей и прочитал в медицинском заключении: отравление произошло в обеденное время, умерла поздно вечером, хозяйка, зайдя утром к своей квартирантке, нашла ее одетой на постели; давая показания, заявила, что вечером и ночью не слышала никаких подозрительных звуков.
Экспертиза установила, что Краси была беременна.
Прочитав все это в кабинете врача, я не мог встать со стула. Много раз приходилось мне посещать больницы, и я думал, что привык к их проклятым запахам, но теперь чувствовал, что мне становится плохо. Наверное, не только от запахов. Вошла медицинская сестра. Мне показалось, что она обмотана марлей. Или плавает в бассейне с молоком. Сквозь белую мглу едва слышно прозвучал ее голос: